И сново всхлип, трясущиеся губы и руки.

— Детка, прости меня, я ужасно устал…

Он не может взять в толк, что происходит, не чувствует, что дело вовсе не в нем.

— Вов, все хорошо, правда. Я все понимаю, — говорю заикаясь.

— Да уж я вижу.

— Мне нужно побыть одной.

Сбегаю из-под внимательного взгляда Вовы, и только на улице мне становится лучше.

Тамила

— Тамила, зайка, у меня все-таки не получится сегодня поехать с тобой. К сожалению, у меня стоит смена.

Прохожу по пустой картинной галерее. Через два дня сюда завезут картины нескольких художников, и выставка откроется. Ответственный день, приглашены важные люди — светское мероприятие.

— Я все понимаю, Володь, — говорю отстраненно в трубку.

Сказать, что я удивлена? Нет.

Винить Вову в том, что у него не получится приехать, я не могу. Не имею права. Я не злюсь, не закипаю от обиды.

Я знала, что будет так. Как-то привыкла уже к тому, что видимся мы урывками, забегаем друг другу в гости как соседи. С каждым днем я все больше убеждаюсь, что наши отношения — жалкая пародия на что-то реальное.

— Прости меня, Тамил, — он вздыхает. Искренне раскаивается, расстраивается.

— Вов, не извиняйся, я все понимаю. Знаю, как у тебя сложно с работой.

— Иногда мне кажется, что кроме нее у меня и нет ничего, — неожиданно признается он.

Можно прокричать: «У тебя есть я!» Но вот проблема — я не чувствую, что это так.

У меня действительно ощущение, будто мы едем по дороге просто как случайные попутчики. Проводим время друг с другом, а когда достигнем цели, разойдемся в разные стороны, словно и не было ничего.

Как самые настоящие незнакомцы — разойдемся в разные стороны.

— Мне жаль, Вов, — выдавливаю из себя.

— Я бы так хотел забрать тебя и уехать на время. В горы или к морю. Я восемь лет не был на море! Восемь, представляешь? — смеется горько, а у меня аж подкатывают слезы от жалости к нему.

Не самое лучшее чувство по отношению к мужчине.

— Вов, может, стоит изменить что-то? Кто знает, вдруг принять предложение о новой работе не так уж и плохо? По крайней мере, ты будешь свободнее.

— Не могу, Тамил, — вздыхает.

Вова заложник собственных стремлений и идеологии. Мне кажется, это превратилось в патологическое состояние, когда непреодолимая потребность в работе сильнее остальных желаний. Когда без работы ты перестаешь чувствовать себя человеком.

— Вов, ты когда в последний раз отдыхал? Вот так, чтобы получить от этого удовольствие и расслабиться?

— Не помню, — отвечает сдавленно.

Вот и я о том же. Весь мир Вовы крутится вокруг его работы.

Я не виню его, нет. Мне просто жаль, что он упахивается до такого состояния, когда невозможно поднять руку.

— Тамил, насчет той ночи… мне неловко.

— Забей, Володь. Я же говорю — понимаю все, не маленькая.

— Ты плакала…

— Гормоны. Такое бывает у женщин.

В трубке слышится тяжелый вздох.

— Хорошо тебе провести время. Передавай мои поздравления отцу Германа.

— Передам. Пока, Вов.

— Пока.

Дома старательно собираюсь на торжество. Надеваю бежевое платье на бретельках с разрезом сбоку.

— Мам, ты как невеста, — замечает Эми.

Поднимаю взгляд и смотрю в отражение. А ведь действительно что-то есть.

В дверь звонят, Эмиля убегает:

— Это папа! Он говорил, что заберет нас.

Выхожу в коридор. Герман стоит, облаченный в костюм. Красивый, статный.

Дежавю.

Снова он в дверях. Снова прожигает меня взглядом.

— Ты просто невероятная… — говорит тихо, а я неожиданно злюсь.

— Герман, чего ты добиваешься? Зачем делаешь все это? А если бы мы с Владимиром приехали?!

Знаю, что злюсь беспочвенно. Истерика неуместна, но у меня столько накопленного негатива, что он находит выход с Германом, делая его лакмусовой бумажкой для этого.

— Котенок, успокойся, — поднимает руки. — Эмилия сказала, что вы едете на такси, я сказал, что вас заберу. Все.

— Хватит! — срываюсь. — Не называй меня так.