Подкатывает нервное напряжение от скорой встречи с Володей.

Он уже написал, что будет сегодня вечером дома и ждет меня в гости.

В такси мандраж усиливается. Принимаюсь гнобить себя за то, что сделала. Здравая часть рассудка доказывает, что мы бы все равно расстались с Володей. Между нами нет ничего, никакой искры. Черт, у него даже не встает на меня… Мы бы просто еще месяц-другой поездили в гости друг к другу и потом разошлись как в море корабли.

Теперь единственно правильное, что я могу сделать — это сказать ему правду.

В сумочке вибрирует телефон. Звонит Герман.

— Да.

— Что с голосом? — спрашивает тут же.

— Не знаю. Я к Володе еду.

— Еще не поздно. Я могу приехать и поговорить с ним, — снова настаивает на своем.

— Нет, Гер. Это мое дело.

— Тогда я заберу тебя от него.

Горько усмехаюсь.

— Двусмысленно звучит, знаешь ли, Титов.

— Мне насрать, как это звучит, Тами, — произносит устало. — Я выезжаю. Буду у подъезда ждать тебя. Забирай у Владимира свои вещи и возвращайся ко мне.

— У него нет моих вещей, — произношу заторможенно.

Пауза.

— Я не удивлен, Тами.

Прощаюсь с Германом и водителем. Перед дверью подъезда переминаясь с ноги на ногу, настраиваюсь.

— Тамила, привет! — Володя распахивает дверь и притягивает меня к себе, оставляет поцелуй на щеке. — Проходи скорее.

Я снимаю обувь и шагаю вслед за Вовой в гостиную.

— Ты голодна? Закажем что-нибудь? Я хотел приготовить ужин, но представляешь, проспал! — смеется искренне, садится на диван и хлопает по ткани, чтобы я присоединилась к нему.

Вместо этого я сажусь на кресло напротив, а он будто даже не замечает этого.

— Володь, не нужно ничего заказывать.

— Уверена? Давай тогда приготовим ужин? Правда, я не знаю, что у меня в холодильнике. Не помню, когда в последний раз закупал продукты, — чешет подбородок, размышляя.

— Я не голодна, Вов.

— Как прошел день рождения? Понравилась картина Игнату Климовичу?

— Да.

— А я упахался. Смена тяжелая была, — растирает лицо.

— Знаешь, мне кажется, ты перегоришь однажды на работе.

Он лишь отмахивается от меня.

— Слушай, давай я хоть мясо из морозилки достану? Разморозим его в микроволновке, пожарим.

— Володя, нам нужно расстаться, — выпаливаю резко, потому что иначе просто не скажу.

— Можно даже в духовке запечь с картошкой, — продолжает на своей волне.

— У нас ничего не получится.

— Там овощи какие-то были. Надо глянуть.

Встает и идет на кухню, а я следом за ним.

— Ты слышал, что я сказала, Вов? — спрашиваю тихо.

Он как ни в чем не бывало открывает холодильник, достает оттуда небольшой пакет с картошкой.

— Вова.

Неожиданно он с силой швыряет его в раковину. Пакет рвется, клубни рассыпаются. Часть катится по столу, часть падает на пол.

Володя замирает спиной ко мне.

— Прости меня, — говорю еще тише.

В безмолвии квартиры эти слова звучат громко, пронизывающе.

Он оборачивается и бросает:

— Это из-за того, что я много работаю? Или из-за того, что у меня не вышло в последний раз?

Делаю шаг к нему, кладу руки на плечи, заглядываю в глаза. Стараюсь говорить мягко, чтобы сгладить углы.

— Не ищи причины в себе, Вов. Никто не виноват. Мы как два попутчика. Рядом друг с другом, но едем в разные места. Мы будто делаем все по методичке, правильно, но ничего не получается, вернее получается криво, неестественно. Мы вместе почти полгода, но у тебя нет ни одной моей вещи, как и у меня твоей. Мы не оставляем следов в жизни друг друга, будто знаем, что рано или поздно разойдемся. Я искренне надеялась, что могу стать счастливой рядом с хорошим, правильным мужчиной. Но это невозможно сделать, если нет любви. Мы не смогли полюбить друг друга.

— Откуда ты знаешь, что у меня внутри? — спрашивает отстраненно.

— У тебя внутри твоя работа, Володь. Ты горишь ею. Знаешь, наверное, соперничать с другой женщиной было бы проще. У тебя нет чувств ко мне. К сожалению, а может, к счастью.

— А если я сменю работу? — заглядывает мне в глаза.

— Меняй только ради себя, а не ради кого-то, тем более ради меня. Если ты чувствуешь, что так правильно — делай это.

— Я могу… — начинает он.

— Я спала с Германом, Вов.