В этот момент дверь в зал ресторана открылась и я увидела… правильно, Вениамина Гавриловича. Он внимательно посмотрел на меня, потом на Васю, потом на букет. Надеяться на то, что он не узнал ни меня, ни букет, не приходилось — уж очень у нас запоминающаяся внешность. Вероятно, Ильин попытался соединить нас всех троих в одно логическое целое. Я же, похолодев и вжавшись в стул, пыталась представить себе ход его мыслей. Допустим, я встречаюсь с неким мужчиной в ресторане, но почему я приперлась сюда с букетом, который каких-то сорок минут назад мирно стоял в вазе у меня дома? Можно предположить, что я, оказавшись бездушной тварью, решила передарить дорогой букет кому-то… Но не этому же амбалу с короткой шеей и огромными бицепсами! И тут мне пришла в голову спасительная идея, которой я непременно поделюсь с Ильиным при первом же нашем разговоре: мне настолько дороги и милы подаренные им цветы, что я просто не могла расстаться с ними на целый вечер. Сегодня я взяла их в ресторан, завтра возьму на работу, и так и буду таскаться с ними повсюду, пока они не засохнут. Тем более что произойдет это быстро — не каждый букет в наше время способен выдержать подобные транспортные нагрузки.

Надеяться на то, что Ильин сам додумается до такой галиматьи, было бы наивно, и я молила бога только об одном: сделай так, чтобы он НЕ подошел к нашему столику и НЕ спросил: «Саша, что вы делаете здесь с букетом, который я вам только что подарил?»

Мне почему-то казалось, что Васе такой вопрос тоже может не понравиться.

Ильин не подошел ко мне, и я вздохнула с облегчением. Но, как только страх перестал застить мне глаза, я поняла, почему он этого не сделал. Вениамин Гаврилович был не один. Он был с женщиной.

Коля Бабкин по имени Роберт Кунц легко и быстро влился в разношерстный коллектив барака. У женщин он вызвал почти материнские чувства, они сразу бросились его опекать и развлекать. Особенно понравилось дамам то, что Роберт был один, без пары.

— В холостых мужчинах, даже таких молоденьких, как Роберт, есть что-то пьянящее, — томно закрывая глаза, прошептала Люда Максимова. — В них чувствуется полет.

— В том смысле, что пока они еще нигде не приземлились, — подхватила Маша Зуб. — Болтаются в воздухе неухоженные, неприкаянные и всегда готовые к спариванию.

— Вот! — Люда подняла указательный палец кверху. — Вот что нас манит — распахнутость объятий! То, что они всегда готовы, как юные пионеры.

— Да вы что, обалдели? — возмутилась Танечка, подружка Гинзбурга. — А женатые — не всегда готовы? Да они все, что хочешь, распахнут, еще больше, чем холостые. У меня спросите. Что женатые вытворяют… Вспомнить противно.

— Нет, повспомин-а-а-ай! — заныла Маша. — Ну, повспоминай, Танюш! А то мы тут совсем закиснем. Что они вытворяют?

Маша сделала большие страшные глаза, но Таня, давясь от смеха, отмахнулась от нее:

— Да иди ты…

Виолетта в разговоре участия не принимала и только недовольно фыркала, всячески демонстрируя, что ни сам малоприличный разговор, ни тем более новый юноша Роберт ее нисколько не интересуют.

— Впрочем, не так уж важно, женат или нет, — продолжала Люда. — Важно, чтобы в момент встречи он был без жены. Вы обращали внимание, как по-разному ведут себя мужики, пришедшие куда-то с женой и без жены? Да небо и земля! Если один, то легкий, свободный, адекватный, а если с бабой своей, то пугливый, как заяц, и такой же косой — зыркает по сторонам, но осторожно, как бы не застукали. Если и посмотрит на тебя одним глазом, то другим — обязательно на жену: видит — не видит? Вот так вот.

Люда ужасным образом скосила глаза к носу, широко раскрыла рот, сморщила нос и принялась, крадучись и озираясь, бегать по бараку. При этом она подволакивала правую ногу и конвульсивно дергала правой рукой, так что создавалось впечатление, будто ее частично парализовало.

— Тьфу, гадость какая, — захохотала Маша. — Ты преувеличиваешь, Людмила.

Виолетта больше не могла молчать.

— Что вы такое говорите? — строго, тоном учительницы со стажем, произнесла она. — Вы же все замужние женщины. И ваши мужья бывают на приемах без вас. Неужели вам хочется, чтобы они были, как ты выражаешься, «распахнуты для объятий»?

— Да, — задумчиво протянула Люда. — Бывают на приемах и без нас. Представляешь, Маш, какое это унылое зрелище?

— Мой-то на приемах не бывает, — тоже задумалась Маша, — хотя я могу себе представить.

Обе опять засмеялись.

Коля, сидя в окружении мужчин, чувствовал, что разговор в женской части барака идет о нем, и смущался. А когда дамы обращались к нему с вопросами, а они делали это каждые пять минут, он густо краснел.

— Роберт, миленький, — кричала ему Люда, — а сколько вам лет?

— Двадцать шесть, — врал он не моргнув глазом.

— Неужели?

— Просто я молодо выгляжу, — начинал оправдываться Коля.

— Отчего же, — возражала Маша, — я думала, что вам под сорок.

— Нет, правда двадцать шесть, — Коля заливался краской и старался говорить басом, причем прокуренным, — вы не представляете, как это мешает бизнесу. Потенциальные партнеры видят меня и сразу говорят: «Нет, с детским садом дел не имеем». Хоть паспорт показывай, ей-богу.

— И показываете? — с интересом спросил Тропин. — На переговорах, я имею в виду.