– Но проблема в том, доктор Робб, что, если исходить из ваших сегодняшних показаний, ваше мнение, что вы могли бы не поддержать одобрение «Джи-Ливиа» не связано с тем, получало или не получало УПКМ доклады о нарушении правил и процедур. Это так?

– Вопрос уже задавался, и ответ на него прозвучал, – вставляет Мозес.

– Вопрос был сформулирован несколько иначе, но я думаю, что мы все уловили, в чем суть, миссис Стерн, – заявляет Сонни. – Все что учитывалось при решении вопроса об одобрении «Джи-Ливиа» – это является ли препарат безопасным и эффективным. Пожалуйста, продолжайте.

Как это часто бывает в ходе судебных процессов, на которых в качестве обвиняемых выступают «белые воротнички», Стерны пытаются построить защиту в соответствии со старой шуткой о человеке, который предстал перед судом из-за того, что его пес укусил соседа. На суде хозяин собаки выдвинул три аргумента в свою защиту: 1. Я всегда вожу своего пса на поводке, поэтому он не мог укусить соседа. 2. Мой пес очень стар, и у него нет зубов. Поэтому он не мог укусить соседа. 3. У меня нет никакого пса.

Стерн надеется, что к концу процесса вещественные доказательства и показания свидетелей позволят защите утверждать, что Кирил вовсе не просил Венди Хох вносить коррективы в базу данных. Однако, если присяжные придут к иному выводу, Стерны хотят в качестве запасного варианта иметь возможность сказать, что корректировка данных не имела никакого значения, потому что она не была «существенным» фактором с точки зрения закона и существующих инструкций. И Марта методично продвигается к этой цели, стараясь заставить доктора Робб признать, что ни искажение данных само по себе, ни нарушение установленных процедур и правил не имеют решающего значения при решении вопроса о том, отвечает ли «Джи-Ливиа» стандартам УКПМ.

– Поговорим о таких понятиях, как «безопасный» и «эффективный». Скажите, какой смысл УКПМ вкладывает в словосочетание «безопасный препарат»? – интересуется Марта.

– Видите ли, мы одобряем тот или иной препарат, если понимаем, что его положительное воздействие на целевую категорию пациентов перевешивает побочные эффекты и потенциальные риски его применения.

– То есть даже если лекарство убьет какую-то часть больных, оно все равно может быть признано достаточно безопасным для того, чтобы УКПМ его одобрило?

– Теоретически да.

– И фактически тоже, не так ли? Ваше управление и сотрудничающие с вами организации частенько одобряют тот или иной продукт или лекарство и выпускают его на рынок, несмотря на большую вероятность того, что кто-то из-за этого погибнет, разве не так?

Марта отнюдь не случайно употребляет выражение «большая вероятность», присутствующее в тексте статута об убийствах.

– Такой подход позволяет спасти жизни многим людям. Да, это так.

– А теперь скажите, доктор Робб, когда вы готовились к даче свидетельских показаний, вам позволили прочитать расшифровку показаний доктора Бруно Капеча, которые он представил суду по этому делу?

Мозес заявляет протест по поводу слова «позволили». Существующее правило, запрещающее свидетелям знакомиться с показаниями других свидетелей, данными в суде, не распространяется на экспертов. Сонни просит Марту переформулировать вопрос. В итоге доктор Робб заявляет, что не знает, о чем Капеч сообщил присяжным.

– Вам известна профессиональная репутация доктора Капеча как квалифицированного онколога-эпидемиолога?

– Безусловно.

– Он авторитетный специалист в своей сфере?

– Несомненно.

– Что ж, в порядке обсуждения того, что вы только что сказали, я вам сейчас покажу часть расшифровки показаний доктора Капеча. Вам хорошо видно?

Через какое-то время на мониторе появляются две страницы текста, отпечатанного на машинке или набранного на клавиатуре компьютера.

– Доктор Капеч сообщил всем нам, что от двадцати пяти до тридцати процентов пациентов, которым диагностирован немелкоклеточный рак легких второй стадии, умирают меньше чем через четырнадцать месяцев.

– Понятно, – откликается доктор Робб.

– А теперь, – продолжает Марта, – я хочу вернуться к вещдоку гособвинения, поименованному «компьютер Пафко А». Я говорю о базе данных клинических испытаний «Джи-Ливиа» в том виде, в котором она существовала на 15 сентября 2016 года, то есть через семнадцать месяцев после начала тестирования.

Пинки в это время снова выводит на монитор тот самый скриншот.

– Мы почти не говорили о другой части клинических испытаний, то есть о пациентах, которые проходили химиотерапию, – продолжает Марта. – Это стандартная процедура лечения, с результатами которой предполагалось сравнить результаты применения «Джи-Ливиа». Вы помните, какой процент смертей был зафиксирован среди этой, второй части больных?