В тот вечер у меня была первая смена в баре. В начале я затаила дыхание, стараясь сохранять хладнокровие, и украдкой оглядывала толпу, высматривая его. А потом он появился, как будто я его позвала, и уставился на меня сквозь море байкеров, раскинувшихся между нами. Я вздрогнула, встретившись с ним взглядом, осознание и предвкушение бурлили у меня под кожей, угрожая вырваться наружу и сделать очевидным для всех, кто наблюдал за мной, как отчаянно я хотела этого мужчину.

Я чуть было не подошла к нему, но остановила себя. А что, если бы я не уступила? А что, если бы мне потребовалось целых две недели, прежде чем ответить ему? Я и так была на взводе, готова была сорваться, но, Боже, как он на меня смотрел. Я хотела, чтобы он продолжал смотреть на меня так, словно он только что выбрался из пустыни, а я была первой каплей воды, которую он увидел за несколько дней. Как бы он отреагировал, когда мои две недели истекут? Какое напряжение я могла бы создать между нами до тех пор?

Я хотела это выяснить, и мое желание тянуть с этим как можно дольше было продиктовано не только этой маленькой — ладно, возможно, большей, чем я была готова пока признать, — садистской стороной моей натуры.

Я начала улыбаться случайным мужчинам во время своих смен, просто чтобы вывести его из себя, но он только сидел с каменным выражением лица, с тем же выражением, но с искоркой в глазах, как будто ему казалось милым, что я пытаюсь заставить его ревновать. Несколько дней назад к нему за столик подсела симпатичная рыжеволосая девушка, прижалась бедром к его бедру, и он позволил ей. Я чуть было не перепрыгнула через стойку, но тут заметила, как у него дернулись губы. Никто другой этого бы не заметил, но я стала знатоком его выражений, улавливала его настроение, как сомелье — вино редкого урожая, и я знала, что он заметил собственническое выражение на моем лице, и ему это понравилось. В отместку я ни разу не взглянула на него до конца смены. Нина сказала мне, что, когда он уходил, у него был такой вид, будто он хотел кого-то убить, и я решила, что это означает, что я выиграла вечер.

Мы продолжали в том же духе, и наша маленькая игра в балансирование на грани войны привлекала все больше внимания. Прошлой ночью Нина наклонилась ко мне и сказала, что нам нужно прекратить это, пока мы не начали драться.

Я хмуро посмотрела на нее сверху вниз.

— Что?

— Напряжение между вами двумя заражает всех остальных, — сказала она.

Я посмотрела на толпу свежим взглядом, обратив внимание на напряженные выражения лиц и сгорбленные плечи, как будто все затаили дыхание вместе со мной, ожидая, когда то, что происходит между мной и Джейкобом, перейдет все границы.

Пока я болтала с бабушкой и доктором Перес, я начала задумываться, не было ли плохой идеей продержаться все две недели. Может, я и не самый лучший человек, но, сидя здесь, рядом с доктором, на ее больничной койке, я ясно дала понять, что не хочу, чтобы кто-то еще пострадал только потому, что нам с Джейкобом было весело мучить друг друга.

Остаток визита я провела, убеждая себя, что уступать — это нормально, быть большим человеком, если это означает обеспечивать безопасность других людей. Мы попрощались с доктором Перес незадолго до ужина. Я отвезла бабушку домой, переоделась и отправилась на свою смену, готовая смириться с произошедшим и вести себя так, будто между мной и Джейкобом все в порядке. Мне нужно было поговорить с ним сегодня вечером. Он все еще не перезвонил и не написал, а нам нужно было решить, что делать с Реддингом. Он пообещал, что я смогу расплатиться с ним, и, похоже, был из тех парней, которые не бросают своих слов на ветер.

Но в тот вечер он не появился в баре.

И на следующий вечер его там тоже не было.

Как и в последующие.

Я звонила и отправляла ему сообщения еще с полдюжины раз, но он не отвечал, и к наступлению пятницы я начала по-настоящему беспокоиться. Что, если бы он напал на Реддинга, а Реддинг устроил бы более ожесточенную драку, чем он ожидал? Реддинг, как и Джейкоб, служил в армии. Кто знает, какая у него была подготовка? У Джейкоба могли быть неприятности. Возможно, он пострадал по милости этого социопата.

В конце концов я сдалась и позвонила Дженнифер в пятницу утром.

— Привет, Криста, — сказала она.

— Привет, Дженнифер.

— В чем дело?

Я глубоко вздохнула.

— Я знаю, что, вероятно, сейчас не очень тебе нравлюсь, но у меня проблемы с Джейкобом. Ты что-нибудь слышала о нем?

— Да, — сказала она.

— Когда?

— Прошлой ночью.

— С ним все в порядке? — Спросила я.

— Да.

— Ты знаешь, где он?

— Нет, — сказала она, и в ее голосе послышалось беспокойство. — Мне стоит беспокоиться?

— Я так не думаю, — сказала я ей.

— Ты дашь мне знать, если это изменится?

— Конечно. Спасибо, что поговорила со мной.

Она усмехнулась.

— Расслабься, Криста. У нас с тобой нет проблем. — Смех исчез из ее голоса. — Но разбей сердце моего сына, и я приду за тобой.

О, боже. Ее голос звучал убийственно серьезно. Должно быть, именно от нее Джейкоб взял свою пугающую сторону.

— Я постараюсь этого не делать, — сказала я ей.

Мы попрощались и повесили трубки, и тогда я позволила себе разозлиться. Может, я и не хочу разбивать сердце ее сыну, но прямо сейчас я бы согласилась сломать ему несколько костей. Дразнить меня в баре с какой-то рыжеволосой шлюшкой — это одно, но если это была еще одна из его игр, то это было уже слишком. Я действительно волновалась за него. От волнения у меня заболел живот. Я была так взволнована, что, если бы Дженнифер не получила от него вестей, я бы поехала к Ларсонам домой и вместе с врагом, он же Лиам, попыталась найти Джейкоба с помощью GPS, или спутника-шпиона, или чего там еще, черт возьми, было у Лиама под рукой. Но его мама только что подтвердила, что с ним все в порядке, так что же, черт возьми, он делал и почему не отвечал мне?

Я положила телефон на кухонный островок и обернулась. Основная жилая зона в моей новой квартире была открытой планировки, кухня переходила в столовую и гостиную. В дальнюю стену был встроен слайдер с небольшим балконом, с видом на бассейн, который был гораздо красивее, чем в моем старом доме. Я начала расхаживать по комнате, обдумывая все, что знаю. Все это время я была так сосредоточена на своем собственном дерьме, на том, чтобы разобраться во всем, что произошло, и в том, что я чувствовала по этому поводу. Я восприняла насмешки Джейкоба в баре как шутку. Что он, как и я, странным образом наслаждался этой небольшой разлукой. Он сказал, что ему нравилось выводить меня из себя; это было справедливое предположение. Но что, если я неправильно истолковала ситуацию, как и все остальное? Что, если вместо того, чтобы дразнить меня, чтобы вывести из себя, он был злым? Я простила его, я хотела его, включая весь его багаж, но простил ли он меня? Он все еще хотел меня?