Или трезвой? Иногда мне казалось, что она всегда слегка навеселе.

Манолу побаивались и недолюбливали все без исключения дамы Лайтхорроу, разве что моя мама относилась к Ноле (так она ее называла) достаточно спокойно. Но она единственная могла похвастаться тем, что знает «королеву» с детства – они учились в одной школе и даже в одном классе. Я подозревала, что мама многое могла бы поведать о юности леди Фрэйл, поэтому та и не рисковала ее задевать. Пожалуй, их даже можно было назвать подругами – в той степени, в которой леди Фрэйл вообще была способна дружить. Когда я была маленькой, мы нередко запросто, безо всякого приглашения заглядывали к соседям на чай. Лет пять назад подобные визиты как-то постепенно прекратились, хотя я не могла припомнить, с чем это было связано. Как бы там ни было, отношения остались достаточно хорошими, прочие же жительницы округи так или иначе страдали от острого языка и непредсказуемого характера Манолы.

Впрочем, должна признать, что мне доставалось крайне редко. То ли из-за мамы, то ли я сама по себе чем-то импонировала леди Фрэйл. И не исключено, именно тем, что единственная из местных девиц мечтала придушить ее любимого сыночка, а не выйти за него замуж. Чаще всего я слышала от нее чуть приправленное ехидцей, но в целом добродушное: «Детка, где манеры?». И я бы безусловно радовалась такому отношению, если бы не бесконечные попытки подружить меня с Фрэйл-младшей. Если сосед был просто объектом бесконечного раздражения и врагом номер один, то его сестренка являлась настоящим порождением зла. Готова поклясться, когда Румиту наконец-то отправили в старшую школу, расположенную в пригороде столицы, наш храмовник Ильванус Лэй вознес хвалу Пресветлой Деве и пророческому оку и, вероятно, потратил половину месячного бюджета храма на свечи.

Радостно соглашаясь принять приглашение на чай, я совсем упустила из виду такую коварную вещь, как окончание учебного года – за что и поплатилась. Вернее, могла бы поплатиться, если бы у хулиганки Руми Фрэйл не нашлось другой мишени для неуемной жажды общения. Симпатичной такой мишени, выполненной в контрастной оранжево-лиловой гамме.

Фелисьена выражением лица напоминала белку, перед которой вдруг приземлился филин и, предвкушая сытный обед, ухнул: «А-ха, попалась!». Сходства с этим рыжим зверьком добавляла и поза – столичная мисс восседала на самом краешке дивана, будто на ветке, чинно скрестив задние лапки и судорожно, словно в последний орех на земле, вцепившись передними в сумочку.

– Так вам, милочка, стало быть, уже сколько? Двадцать семь? – сделав глоток из своего бокала, произнесла леди Фрэйл.

– Двадцать пять, – с робостью, будто позаимствованной из амплуа Дайаны, ответила Фелис.

– Сколько? – воскликнула из своего любимого кресла Румита, отведя рукой длинную челку и подавшись вперед, якобы с целью получше рассмотреть гостью. – Да столько в девках не живут!

– Манеры, дитя мое, манеры! – Пожурила дочурку мать и продолжила допрос. – Так, вы вдова или в разводе?

– Н-нет. – Краснея, почти шепотом отозвалась Фелисьена.

– Замужем! – Констатировала Манола. – Прекрасно, просто прекрасно! – Алые губы леди растянулись в улыбке, от которой лично я, если б этот оскал был адресован мне, бежала бы дальше, чем видела. Рыжая же осталась на месте, лишь слегка втянула голову в плечи. Я даже прониклась к ней уважением – не ожидала такого самообладания и смелости. Хотя… может, она просто слепа или безнадежно глупа? Роман с несносным Алексом всячески голосовал именно за эту версию.

– Не замужем. – Храбро сообщила Фелис и, набрав в грудь воздуха, отважно добавила: – Но вскоре собираюсь! А…

– Вскоре? – Перебила ее Руми, округлив глаза. – Арендовать место на кладбище? Отменная идея! У нас очаровательный некрополь – тихий, уютный. Тебе понравится! Мэнди, подтверди, – обратилась ко мне за поддержкой Фрэйл-младшая.

Я, с трудом сохраняя невозмутимое лицо, согласно кивнула. Уголки рта дрожали от сдерживаемого смеха, но расхохотаться и испортить развлечение хозяйкам дома было смерти подобно. Мать и дочь изощренно, с азартом и знанием дела, издевались над гостьей. Каждый раз, когда рыжая пыталась перевести разговор на Алекса, ее прерывали на полуслове и всячески искажали уже сказанное, но Фелисьена проявляла завидную стойкость и не теряла надежды донести свои важные новости до будущих родственниц. По крайней мере, я поняла, что именно о грядущей свадьбе Фелис пыталась сообщить. Вне всякого сомнения, понимали это и Манола с Румитой, только вот слышать не желали. А рыжая упорно не желала это признать.

Наблюдать за измывательством мне вскоре надоело. Во-первых, стало просто жаль наивную столичную бабочку, по неопытности угодившую в сети провинциальных паучих – предупредить бедняжку, кого обходить за семь холмов, было некому. Побороть эту неуместную жалость не помогали даже воображаемые ушастые оленята, злостно топчущие мамины клумбы и обносящие папины яблони. Во-вторых, отправляясь в гости, я намеревалась что-нибудь разузнать по интересующему меня вопросу. Расследование и статья – вот мои главные цели! И особняк, где поселилась самая значимая часть съемочной группы, был важным объектом для поиска сведений. Особенно, когда на улице льет дождь, съемки отменены, а значит, мой маньяк-убийца остался дома и ничем не занят. В конце концов, должна же воспитанная мисс поблагодарить своего вчерашнего спасителя!

Дело было за малым – мне всего лишь требовался благовидный предлог, чтобы покинуть гостиную и упрыгать на поиски Феррана. И, к счастью, повод покинуть пыточную для столичных белок нашелся. Вернее пришел.

Все еще в «Жасминовом венке»…

В библиотеке, куда я перебралась при помощи дяди Рихарда, я провела совсем немного времени – ровно столько, сколько потребовалось, чтобы взглянуть на выписанный из столицы дополненный справочник по вымершим видам, искренне восхититься иллюстрациями, поведать о здоровье родителей и досадном происшествии с лодыжкой и поклясться, впредь быть осторожнее. Хозяин «Жасминового венка», так своевременно заглянувший в гостиную, был единственным его обитателем, вызывавшим у меня симпатию. Самую настоящую, искреннюю, ни капельки не напускную. Мне было даже жаль, что обращение «дядя» – всего лишь дань детской привычке, а не обозначение кровного родства. Я не отказалась бы быть племянницей лорда Фрэйла. Разумеется, если бы к этому званию не прилагалась парочка невыносимых кузенов.