Отступать было некуда, так что пришлось принимать удар. Клинок пошёл снизу вверх, целясь в живот. Но я успел схватить запястье противника. Одновременно с этим, пробил справа, попав Воронцову в левый глаз.

Неплохой удар, лишь немного его дезориентировал. А затем мои руки вцепились в кулак с ножом, а лобная кость впечаталась в его сжатые зубы.

Воронцов не отпустил клинок и влепил мне справа в ухо. В голове зазвенело, а когда он размахнулся, чтобы ударить снова, сбоку подскочил Кац и ловко воткнул Воронцову инъектор под лопатку.

Я не знаю, почему так долго не активировалась первая доза препарата, но вторая дала о себе знать практически мгновенно. Рука противника, буквально повисла плетью, и мне удалось вытряхнуть нож из разжавшегося кулака. После этого я завалил на пол дёргающегося Воронцова, и сев сверху, прижал его руки к паркету.

Его глаза бешено вращались, он пыхтел и сопел, но сопротивляться больше не мог.

— Док, дверь! — приказал я, и стоявший у стены Кац, рванул к входу в квартиру.

Схватив с пола большую связку ключей, док профессионально их подобрал и закрыл массивную дверь на два замка. При этом он оставлял ключи в личинках и ломал их. Затем Кац накинул цепочку и закрыл дверь на крючки, фиксирующие деревянное полотно сверху и снизу. Теперь, если кто-то захочет проникнуть в квартиру из подъезда, ему придётся буквально прорубать себе путь топором.

Дотащив Воронцова до гостиной, я осмотрел большие окна, выходящие на балкон, находящийся на парадной стороне здания. И только сейчас понял, что мы наделали слишком много шума. Конечно, звукоизоляция в доме инженеров была отличной, но устраивать допрос с пристрастием здесь, точно не стоит. Ибо мне очень не хотелось увидеть на пороге квартиры своих коллег, вызванных соседями из-за шума.

— Артём Абрамович, бери все наши причиндалы и давай за мной в подвал.

Я потащил Воронцова по полу, к спуску в подземную галерею, а уже через десять минут наша процессия добралась до покрытых ржавчиной гермодверей. Кац подобрал ключ и открыл запор. Затем обнаружил рубильник и включил цепочку помаргивающих лампочек, осветивших подземную галерею.

Заперев за нами гермодверь, док достал кинокамеру и всё запечатлел. После этого наша процессия продолжила продвигаться в сторону комбината. По пути нам встретились две кирпичные перегородки с проходами в виде гермодверей. Не знаю от кого, здесь нагородили столько преград, но, когда за третьей по счёту перегородкой, мы обнаружили баррикаду из металлолома с бойницами, я начал ощущать перманентную опасность.

По моим расчётам, баррикада находилась под ткацким цехом. А следующая гермодверь нас привела к подобию большой шлюзовой камеры, приспособленной под наблюдательный пункт.

Внутри помещения стоял диван, полка с книгами, кресло и стол с парой стульев. На стене и полу ковры, а на столе зелёная лампа для чтения и телефонный аппарат. Дотащив Воронцова до ковра, я включил лампу и, сняв трубку, услышал телефонные гудки.

— Саша, я заметил провода на потолке галереи. Скорее всего, аппарат запараллелен с домашним телефоном, находящемся в квартире Воронцова — предположил доктор Кац.

— Это хорошо. Значит, в случае появления названных гостей, Кошель сможет нас предупредить.

— Аномалия находится там? — спросил Кац и указал на следующую гермодверь с вделанным глазком.

— Судя по пройденному нами расстоянию, там каменная галерея, а в её конце закрытый портал.

— Саша, ты мне потом покажешь катакомбы?

— Обязательно, но для начала нам нужно допросить этого хмыря. — Я указал на мычащего Воронцова. — Кстати, долго он ещё будет пребывать в этом состоянии?

— Двойная доза препарата. Думаю, он придёт в себя не раньше чем через два часа — предположил Кац, и в этот момент Воронцов перестал бешено вращать зрачками и сфокусировал осоловевший взгляд на настольной лампе.

Это заставило нас ускориться. Древнее кресло для задуманного подошло идеально. Усадив Воронцова в него, я сначала привязал торс к спинке, а затем принялся приматывать руки и ноги к ножкам кресла и подлокотникам.

А пока мы занимались подготовкой Воронцова, его взгляд становился всё осмысление. Покончив с его стреноживанием, я принялся обыскивать помещение, а Кац снова взялся за камеру.

Полка оказалась заставлена литературой, напечатанной до революции. По большей части здесь стояли труды Маркса и Энгельса, Ницше и Шопенгауэра. Имелись политические, философские и экономические памфлеты, малоизвестных авторов. Больше половины книг были на иностранных языках.

Покончив с изучением полки, я выдвинул единственный ящик стола и обнаружил внутри журнал для записей и револьвер Наган, офицерского образца с самовзводом. Патрон в барабане остался только один. И сдаётся мне, это тот самый наган дяди Саши, который я искал дома.

— Что пацан, узнал свою игрушку? — неожиданно спросил Воронцов, необычно сиплым голосом.

Несмотря на то что доктор Кац обещал пару часов, хранитель катакомб пришёл в себя намного раньше и теперь не сводил глаз с меня.