— Разумеется, нет. Если бы меня обнаружили, то тут же использовали в качестве жертвы, наряду со всеми остальными. Просто мне немного повезло. Тяга аномалии привела меня в подземелье, и я увидел настоящий зиккурат из тел, сваленных перед раскрытым зевом червоточины. Я лежал и наблюдал, как граф и его высокородные сподвижники, по одному убивают людей. Видел, как упыри меняются местами. Одни группы заходили в портал, чтобы насладиться пиршеством, а другие выходили наружу и занимали место на эшафоте, продолжая выполнять функции безжалостных палачей.

— И что вы сделали?

Этот вопрос Каца, заставил Воронцова замолчать. Он выпил коньяк залпом и протянул мне фужер, требуя его наполнить. Разумеется, я это сделал. А когда залил его до краёв, новый грохот оповестил, что вторая гермодверь пала плод напором людей Графини.

— Я ничего не сделал — нехотя признался Воронцов. Хотя у меня и было с собой оружие, я просто лежал, наблюдал за происходящим и бинтовал обожжённую руку. Я не стану уверять, что хотел помочь ожидавшим своей участи жертвам. Это далеко не так. В тот момент я банально боялся, что меня заметят. И одновременно с этим не мог уползти, притянутый влиянием аномалии.

— И чем же это всё кончилось?

— В какой-то момент червоточина насытилась, и тьма выплеснулась наружу, поглотив усадьбу графа и окрестности.

— Это как?

— А вот так. Потусторонняя часть аномалии увеличилась на этот объём, а сама усадьба и окружающая её территории исчезла из нашего мира. Разумеется, все мы, оказались во чреве тьмы. На какое-то время меня накрыли волны жизненной энергии. Они буквально за несколько минут излечившие все раны. Ну а в процессе я понял, что и сам изменился.

— Значит, аномалия вас сама инициировала — подытожил Кац.

— Да, Артём Абрамович. Именно так. Тяга и проникновение на чужую территорию, закончилась небольшой катастрофой и моей спонтанной инициацией.

— И что потом? — спросил я.

— А затем начался жёсткий откат. Первыми пришли в себя вновь инициированные и старые члены общества вечноживущих. Началась паника. В то же время растекающийся во тьме, остатки жизненных сил, начали истлевать, превращаясь в ничто.

Лицо Воронцова исказила болезненная судорога. Видимо, это крайне болезненные воспоминания давали о себе знать.

— Вы когда-нибудь видели, как встают сотни мертвецов, желающих только одного, отведать вашей плоти?

Я вспомнил свою встречу во тьме с нежитью и представил картину начавшего шевелиться зиккурата, сложенного из человеческих тел.

— Почти всех инициированных убили восставшие мертвецы. Мне помогла отбиться сабля, что сейчас лежит на столе, и два заряженных пистолета.

— И как вы выбрались? Ведь выход из червоточины наверняка переместился в другое место.

— Если честно, то не знаю. Поначалу инстинктивно следовал по пути движения последних искр жизненной энергии. Но они указали только правильное направление движения. А затем мертвяки вошли в боевой раж и начали не просто медленно преследовать, а бегать за всеми живыми. В результате меня загнали на лестницу, а потом на крышу огромного дома.

— А разве тьма не мешала вам ориентироваться? — спросил я, вспомнив, как на той стороне темно.

— Разумеется, тьма мешала, но не везде. В момент катастрофы, усадьбу встряхнуло и кое-где начались пожары. К тому же повсюду метались очаги блуждающего света. Они были похожи на тающие сгустки реальности, оставшейся от нашего мира.

Воронцов тяжко вздохнул.

— Я стоял на краю крыши и осматривал неприглядные внутренности аномалии. А когда уже подумал, что это конец, обнаружил внизу необычный сгусток тьмы.

— И вы прыгнули.

— Да, я разогнался, убегая от выбравшийся на крышу мертвецов, и совершил прыжок веры. Как видите, тогда мне повезло.

— И на этом всё?

— Если бы это было так, то я жил не просто долго, а, возможно, даже счастливо. Однако я обречён на страдания. Как только я очухался в нашей реальности, увидел, как стремительно уменьшается присосавшийся к кирпичной стене портал. И когда он практически схлопнулся, оттуда появилась рука. Ну а дальше я совершил самую большую ошибку, в своей никчёмной жизни.

— Тот, кого вы вытащили из червоточины, оказался графом — догадался я.

Воронцов кивнул и выпил остатки коньяка. И как только он это сделал, раздался довольно-таки ощутимый грохот, сотрясший шлюзовую камеру.

— Это была третья гермодверь. Пожалуй, нам пора отсюда уходить — сказал Кац и спешно вытянул из кармана связку ключей.

А буквально через пару секунд, в отделяющую нас от людей Графини гермодверь, аккуратно постучали.