Шрифт:
Говорили, что выбраться из «рыб-чертей» можно, только если начать считать окна, считать и замечать – что в них, какие занавески, какие цветы в горшках, какие кошки на подоконниках, какие лица за стеклом. Внимательно рассмотреть каждое окно – и шагнуть в подворотню. Тогда «рыбы-черти» выпустят. По крайней мере так рассказывали.
Андрей остановился и стал считать окна. Кто здесь жил вообще? Что за люди?
Вон там, на подоконнике, кактусы, много…
«рыбы-черти», отпустите, у меня сестра пропала…
…в следующем окне лампа с большим красным абажуром…
сестра Ленка, пусть она найдется, пожалуйста…
…вроде бы стоит какой-то человек; да, мужик курит в форточку…
сестра Ленка, маленькая, в платье в горошек, глупая, молчит или ревет…
…видны бельевые веревки, на которых сушатся ползунки, пеленки…
мама не вынесет, если с ней что-то случилось…
…ко внешней раме приколочен ящик, в который зимой складывают продукты, у них тоже такой есть…
только все хорошо стало, отец почти не пьет, мама не болеет – и вот…
…занавески в ромашки…
пожалуйста, «рыбы-черти», если уже решили не отпускать меня, так пусть найдется хоть Ленка…
Андрей старался обратить внимание на каждое окно и в какой-то момент даже успокоился, сфокусировавшись на светлых и темных квадратах. А потом вбежал в подворотню.
Выскочил из дворов к трассе, за которой начиналась Балбесовка. Идти туда?
– Андрей, Андрей! – К нему летел запыхавшийся Славка. – Стой, подожди! Уф, аж в боку колет! Нашли твою сеструху! Я тебя уже час ищу! Боялся, что ты в частный сектор ушел, там в такое время опасно: самогонщики знаешь каких алабаев держат? А на ночь с цепей спускают!
Ленку увела к себе подружка, с которой они вместе лепили куличики, притащила ее домой, давай ей волосы чесать, прически всякие делать. Ленка сидела молча, как живая игрушка. А там такая семейка: родители пьющие, куча детей, одного чужого и не замечали, пока Ленка не стала реветь, устав быть моделью. А она если уж заревела, то фиг ее успокоишь, будет реветь, и реветь, и реветь, и хоть колесом ходи, а минут десять истерики гарантировано. Ну, пока она проревелась, пока добились от нее, что она Лена Куйнашева – говорит-то она хорошо, просто иногда из нее слова не вытянешь, упрется и молчит – характер.
Ни мать, ни отец Андрея не ругали.
Но именно после того, как сперва потерялась, а потом нашлась Ленка, мама стала ходить в церковь.
Первые пару раз с ними ходил отец, но потом перестал, и его мама не заставляла. А Андрея с Ленкой стала таскать каждое воскресенье. И тогда он понял, что та история все-таки не прошла бесследно.
– Я так молилась… не зная слов молитв, ко Господу воззвала! И случилось чудо!..
Мама становилась другой. Даже под гитару они с отцом больше не пели. «Рыбы-черти» все-таки взяли плату.
Муза
Полина плохо умела слушать, пару слов – и для нее все, что говорит человек, становилось какой-то музыкой, бульканьем, треньканьем.
Наверно, это из-за матери: она всегда так много говорила – про свою жизнь, про то, что она убирает-моет, а никто этого не ценит, про мужиков-козлов, – что Полина привыкла не слушать.
Полина не умела слушать, но умела смотреть.
Все красивые.
У Лолы очень красивый профиль, нос и подбородок вырезаны уверенной линией. Когда Лола задумывается, на ее лицо как будто опускается тень. Она и так смуглая, но когда думает о чем-то серьезном, как будто становится еще темнее, такого красивого цвета, почти как важная грозовая туча.
Все красивые.
Полина смотрит на Кторию Санну, которая чертит мелом на доске толстые белые линии. Математичка в большой шерстяной полосатой кофте, под носом у нее растут едва заметные маленькие усики, так что она напоминает большую кошку.
Владик, с которым Полина сидит за одной партой, спросил:
– Полин, ты чего не пишешь?
Полина ответила:
– Стихи сочиняю!
Зачем она это сказала, она и сама не поняла, но с ней часто такое случалось; так начинались чудеса.
– Ух ты! А что? Расскажи…
Все красивые. У Влада чуть раскосые глаза, оттопыренные уши и плохие зубы. Полине казалось, что когда он станет старше, у него во взгляде появится настоящий демонизм, и он будет похож на человека с сердцем змеи.
– Ну… Смотри…
Полина задумалась на секунду, а потом продекламировала:
Как-то раз пошли мы в лес…
И Олег на дуб залез!
Владик засмеялся.
– А дальше?
– Дальше – ты!
– Я?! – У него загорелись глаза. – Тогда… зацепился он за сук… укусил его барсук… и ему пришел каюк!