– Так заведено испокон веков – чтоб кавалеры лазали в окна к дамам, рискуя сломать себе шею, – переигрывая, сказал пожилой воспитатель, встречавший их при заселении.

Сергей только пожал плечами: в окно к Полине он бы точно не полез. А если б и полез, то его, скорее всего, просто столкнула бы вниз Лолка Шарапова.

– Теоретически влезть в окно не так уж сложно, – начал умничать Влад, – если забраться на это дерево, а с него уже…

– На дерево не лезть ни в коем случае! – рявкнул приехавший вместе с ребятами физрук. – Оно, судя по всему, старое и сухое. Сук надломится, упадете – и вам пи… конец.

Все загоготали.

Дерево производило жутковатое впечатление. Это был дуб, наверное. Сергей не разбирался в деревьях. Если б на этом были листья, то, может, и получилось бы понять, дуб это или что-то другое; но листьев не было: в марте не до листьев. По виду так точно дуб – ствол толщиной в два обхвата, часть ветвей снизу спилили – наверное, они высохли, а может, кто-то реально по ним лазал. Сергей хотел пошутить про то, что этот дуб тут торчит со времен Толстого (в прошлом году они писали диктант, Борисовна сказала, что это знаменитый отрывок про дуб из «Войны и мира»), но не стал: стараясь сумничать, легче легкого обосраться и потом стать мишенью для чужих шуточек. Нет уж, увольте, это миссия Влада.

Хотя внутри здание было насквозь советским, снаружи еще можно было заметить, что это какой-то старинный особняк, правда, очень облезлый.

– Тут, наверное, была обсаженная деревьями подъездная дорожка, – заметил Влад, в этот раз не облажавшись.

– Да, тут были еще деревья, но слишком старые, могли упасть на дом, их все спилили, одно это осталось, – ответил воспитатель. Ей-богу, ему бы костюм из старых фильмов, и точно был бы дворецкий.

– Смотрите, у него – глаза! – неожиданно откуда-то выпрыгнула Полина. Сергей заметил ее красную куртку и растрепанные волосы (в хвост она их никогда не собирала). Пригревало, и куртку она расстегнула, под ней виднелся смешной полосатый свитер. Джинсы Полине были длинноваты и понизу уже выпачкались в грязи.

– Оно смотрит на нас, – эхом повторила выплывшая вслед за ней Лола Шарапова. Богатенькие родители купили ей модный серебристый пуховик, и она напоминала инопланетянку в скафандре.

– Я нравлюсь тебе, дерево? Я нравлюсь тебе? – Полина затанцевала вокруг дерева, взмахивая руками и кружась. Она была смешная и красивая одновременно, и кто-то из других, не из их класса, ребят сказал:

– Девочка на Алису из фильма похожа.

И, кажется, даже воспитатель кивнул. Все смотрели на нее и улыбались.

Сергей и сам закружился бы с ней, а потом поцеловал. Но ему всегда было неловко, не хотелось, чтоб кто-то знал… хотя все и так знали.

Ему не понравилось в санатории: стыдно признаться, но многое у Сергея получалось хуже других, например заправлять кровать. Ну, допустим, у Андрея отец бывший военный, вымуштровал его как надо, но даже Влад – и тот как-то умудрялся складки выровнять. А у Сергея получалось безнадежное убожество: простыня торчала – из-под пятницы суббота, как сказала бы бабушка Маргарита Иванна, а подушка… ну да, как лягушка, как в детском стишке. В ту огромную наволочку влезла бы даже Лолка вместе со своим пуховиком.

Кормили так себе: пюре водянистое, котлеты скорее из хлеба, чем из мяса. Из порции, бывало, только один горошек можно было есть без отвращения. Но – ели. Сергей, в первые дни тоскливо ковырявший вилкой в тарелке, уже через неделю стал есть как миленький: голод не тетка, а дурацкая фразочка взрослых про молодые, растущие организмы – это все-таки правда. Ну и Лолка всегда оставляла чистую тарелку, хотя уж она-то никогда не голодала. Из дома она привезла целый рюкзак со «Сникерсами», «Марсами» и «Баунти». Полина говорила, что у Лолы под подушкой всегда лежит что-то съедобное. Когда у нее закончились конфеты, она стала таскать из столовки хлеб. Офигеть – хлеб! Лолка и правда была ненормальная; вообще именно в санатории выяснилось, что у них в классе все какие-то с придурью. Например, у Андрея была иконка, которую он поставил на тумбочке. «Ты в бога веришь, что ли?» – спросил его Серега. «Мама дала», – ответил Андрей. Можно было, конечно, попробовать поприкалываться, но у Андрея такая вечно хмурая рожа, что ну его к черту, юмора точно не оценит. Влад привез колоду карт с голыми женщинами. Конечно, все парни их рассматривали, но привез-то он! Воспитатель их изъял и обещал отдать только в родительский день, из-за чего Владик проплакал полдня, как маленький, а потом достал тетрадку и стал в ней что-то строчить. Серега не мог не приколоться:

– Влад, а Влад! Чего это ты пишешь? Стихи, что ли? Покажи, что там у тебя?

– Отвали! – Влад принялся закрывать написанное рукой.

– Ну как хочешь. Не скажешь, буду всем говорить, что ты в Лолу Шарапову влюблен, мне-то что…

– Да не люблю я Шарапову! Она жирная! Отстань от меня!

– Мне нравится Олеся, – вдруг сказал Андрей.

– Чего-о? Куйнаш, вот это признание! – Сергей и Влад тут же переключились на него, но ничего больше из Андрея вытащить не удалось: если уж он решил молчать, то молчал как партизан.

Тем не менее слава главного шизика класса, так сказать, пальма первенства 9 «А», досталась ему, Сергею. Он ходил во сне. Когда был мелким, это случалось часто, родители тщательно запирали окно в его комнате, а то мало ли… Лунатики такие непредсказуемые, вдруг захочет прогуляться по карнизу или полетать? Уже классу к пятому ночные прогулки прекратились, стали темой для семейных шуток в стиле «вот был Сережка маленький…», но в санатории из-за незнакомой обстановки, видимо, что-то в голове клацнуло – и получите, распишитесь. Опять.