– Луговец – налево, кордон – прямо, болото – направо, – прочёл он наконец.

«Очень содержательно. Кому, интересно, может понадобиться болото? Хотя там, наверное, ягоду собирают. Клюкву же вроде? Или морошку. А, нет, морошка – это на севере. Чернику? – Фёдор свернул налево. – А кордон – лесничество, конечно».

Что-то зашуршало в подлеске справа от дороги и парень замер на месте.

«Заповедник… – помертвев, подумал Федя. – Тут же и волки наверняка водятся… И медведи… Может, и рыси?»

Шорох приблизился, но прежде, чем пешеход успел что-то предпринять, из раздвинувшейся травы на дорогу вышел лохматый чёрный кот. Уши у него действительно были рысьи – большие, вытянутые, с кисточками. Да и сам кот габаритами запросто мог потягаться с какой-нибудь некрупной собакой, вроде терьера. Зверь сел, с ленивым равнодушием взглянул на человека, и Фёдору показалось, что на лохматой морде явственно проступила досада. Ходят, мол, всякие тут.

– Кис-кис… – к кошкам парень благоволил с детства. В сущности, Федя неплохо ладил с самым разным зверьём, но с годами эта сторона его натуры будто усыхала, усыхала, и сделалась совсем крохотной, бледненькой тенью себя прежней. Мальчик, который когда-то плакал над найденным дохлым шмелём, растворился в усталом, ворчливом и циничном взрослом.

Кот презрительно посмотрел на протянутую руку, демонстративно отвернулся и принялся разглядывать толстую сосну на обочине. Потом поднялся и, раздражённо дёрнув хвостом, направился вдоль дороги в сторону села.

«Далеко же он забрался, если деревенский! Но с виду ухоженный, значит, не заблудился и не голодает».

Кот сиганул в кусты и исчез. Фёдор зашагал дальше.

Сумка тёрла и оттягивала плечо. Федя крепился. Потом начал петь. К его удивлению, это помогало. Перебрав весь пришедший на ум репертуар из старых фильмов и мультфильмов, Фёдор уже подумывал, не устроить ли привал, но тут дорога резко свернула, деревья отступили – и парень оказался на опушке. Впереди вольно раскинулось село Луговец – в самом деле на широком просторном лугу, неведомо каким образом затесавшимся в эти сосновые боры.

Фёдор машинально взглянул на часы. Старенькие, механические, они когда-то принадлежали его деду. Федя, посчитав, что у каждого писателя должна быть передаваемая из поколение в поколение семейная реликвия, заказал для часов новый широкий ремень, и с гордостью носил их. Во-первых, не всякие там фитнес-браслеты, которые есть у каждого. Во-вторых, настоящая Швейцария – дед, если верить семейным преданиям, привёз в своё время часы как трофей. Учитывая, что среди других наград на дедовом пиджаке красовалась и медаль «За взятие Вены», легенда вполне имела право на существование.

Часы показывали начало пятого.

«Пятнадцать километров – это часа четыре, не меньше», – подсчитал парень и теперь действительно тихонько застонал, пользуясь тем, что на пустынной опушке его никто не мог услышать. А ведь четыре часа до Дубовежа, потом через городок, и на Пчёлики, а до них ещё пара часов ходу.

Представив, как он, будто солдат проигравшей армии, пропылённый и со сбитыми ногами, шатаясь, входит в Пчёлики, Фёдор застонал снова и едва не пустил слезу от жалости к себе. Трава у последних сосен заколыхалась и на дороге снова показался знакомый парню кот. Он как-то строго взглянул на человека, опять нервно дёрнул хвостом и с достоинством прошествовал мимо пешехода, направляясь в село.

– Тебе хорошо! На четырёх лапах, ать-два, ать-два! – проворчал Федя. Кот остановился, зыркнул через плечо, постоял так секунду-две – и затрусил дальше.

– Дурная голова ногам покоя не даёт… – ругал себя писатель, направляясь следом. – В Пчёлики к ночи! Да хозяева уже могут спать завалиться. В деревнях же вроде рано укладываются. И буду я куковать под забором до утра. А, может, кто подвезёт?

Он с надеждой окинул взглядом то, что походило на главную – и единственную – улицу. Из транспорта на ней виднелась только вросшая в землю «инвалидка» у одного из домов. Судя по тому, что трава плотным заслоном обступала маленькую машинку, с места та не трогалась как минимум с весны.

«А если лошадь?» – с надеждой подумал Фёдор, но ни лошадей, ни телег поблизости не наблюдалось.

«Может, велосипед дадут в аренду?».

На велосипеде он в последний раз катался лет двадцать тому назад, но в святой уверенности, что «тело – помнит!» решил уж лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

Луговец в целом напоминал Пчёлики, какими Федя разглядел их на снимке со спутника: те же далеко отстоящие друг от друга дома, где кирпичные, где бревенчатые. Те же необъятные дворы, в которых были и сады, и огородики, и какие-то сарайчики с навесами. Примерно в середине села обнаружился колодец, и парень, давным-давно истративший запас магазинной минералки, с удовольствием напился холодной воды.

«Раз заповедник – должна быть чистая и пригодная для питья!» – решил про себя Федя.

Была возле колодца и скамеечка: толстенное бревно, положенное на два коротких чурбака с вырубленными в них пазами. Присев и откинувшись на стенку сруба, Фёдор ощутил блаженство. Ноги ныли, плечо зудело.

«Надо было перекус хоть какой-то захватить», – подумал парень, устало прикрывая глаза. Потом вспомнились было консервы и печенье, но ни того, ни другого ему сейчас не хотелось.

* * *

– Здравствуй, добрый молодец!