— Не знаю, возможно, так и было, — грубо прервал меня Змей. — Меня он в подробности не посвящал. Но я уверен в одном: плевать он хотел на людей и на то, чем они занимаются. Кому из богов вообще было до этого дело? И я тебе отвечу: никому! Это просто удобное оправдание, применимое практически к любой ситуации! Почему небо сверкает? Боги разгневались! Почему нет урожая? Боги разгневались! Почему мы умираем от кровоточащих язв? Боги разгневались! Почему какие-то люди высадились на наших берегах и начали нас убивать? Боги разгневались! — понесло Змея.

— Да-да, я поняла, — попыталась его успокоить. — Но моё зеркало и зеркало твоего брата не может быть одним и тем же зеркалом? Ведь так?

— Оно из обсидиана? — сразу спросил Змей.

— Нет.

— Тогда ты уже знаешь ответ на свой вопрос, — он раздражался с каждой минутой всё сильнее.

— А разве зеркало может быть из обсидиана?

— Волшебное — может, — не допускал и тени сомнения Змей.

— И все же мне кажется, что в ситуациях, когда мы говорим о вещах, существовавших много веков назад, резонно допустить, что их характеристики были иносказательными. Проще говоря, обсидиан может быть совсем не обсидианом. Ты помнишь это зеркало? Как оно выглядело?

— Нет, — нехотя признал Змей. — То, что случилось до Изнанки как будто плавает в молочном тумане и то выныривает из него, то вновь пропадает. Иногда я могу вспомнить целые дни в мельчайших подробностях, вплоть до того, какие блюда ел на пиру. А иногда… с трудом могу назвать собственное имя.

— Да, паршиво, — признала я с огорчением. — Паршивый из тебя свидетель. Впрочем, как и всегда.

— Что ты имеешь в виду?

— Свидетельские показания — самые ненадёжные. Потому что запоминается не само событие, а наше впечатление о нём. Более того, каждый раз, мысленно обращаясь к своим воспоминаниям, мы заменяем их. И запоминаем воспоминание о воспоминании. Специалисты, работающие со свидетельскими показаниями, это знают. Поэтому так важно опросить, например, свидетелей преступления сразу же после события. Пока память ещё свежа. Но даже это не гарантия. Представь, случилось убийство в толпе! Все видели преступника. Но ребёнок опишет его как краснолицего великана. Девушка-студентка скажет, что он похож на актёра из турецкого сериала — бородатый и с выразительными чёрными глазами. Старичок заявит, что на самом деле это был клон Троцкого — невысокий, с усиками и маленькими круглыми очками, глубоко врезавшимися в переносицу. Мамаша с младенцем даст описание высокого, худощавого школьника с хвостиком на затылке и рюкзаком за плечами. И суть не в том, что они все врут. А в том, что они запомнили преступника по-разному, не столько обратив внимание на детали, сколько пропустив отпечатавшийся в мозгу образ сквозь призму своего восприятия.

— Какая лекция! И всё ради того, чтобы доказать мою ошибочность.

— Ты не ошибаешься. По крайней мере, не делаешь этого сознательно.

— Твоё зеркало и его зеркало — не может быть одним и тем же зеркалом!

— Почему?

— Ты сама говорила, что его создала твоя тётушка!

— Невозможно создать что-то из ничего.

— Зеркало моего брата…

— …показывало зло! — договорила я за него.

— Оно показывало его самого, когда он в него смотрел! И это суть любого зеркала!

— Моё зеркало тоже показывало зло…

— Это не так уж и важно, — отмахнулся Змей.

— А можем ли мы использовать зеркало, чтобы вычислить твоего брата?

— Каким образом? — скептично вздохнул бывший бог. — Своё-то ты разбила, забыла?

— Помню, — кивнула я. — Надо подумать. И подумать где-нибудь не здесь.

Я направилась к выходу.

— Да, надо бы здесь убраться. Она стала пованивать.

Я остановилась и обернулась на Змея.

— Кто?

Он махнул рукой влево от меня. Туда, где некогда тщательно оберегаемые кадки с цветами образовывали ровный ряд, тянущийся до стены и упирающийся в неё. Я проследовала вдоль него и остановилось, не доходя до конца нескольких шагов.

На полу, облокотившись спиной о стену и разбросав руки, лежала Аксинья. Вернее, большая часть Аксиньи сидела, а вот её отрубленная голова — лежала рядом, глядя на меня мутными замершими глазами.

Я видела её лишь однажды.

У Князя дома. Её лицо показалось мне знакомым, но я не успела разглядеть внимательнее. Женщина появилась передо мной буквально на мгновение, да и то лишь одной стороной лица, а после исчезла также быстро, как на моей памяти умел делать лишь Ян, растворяясь в воздухе. Потом я долго мучилась, пытаясь вспомнить, где видела эту вампиршу со старинным редким именем, вскользь упомянутым Яном. То, что она была такой же, как он, не вызывало сомнений. Во-первых, в доме Яна кто попало не жил, во-вторых, она двигалась слишком легко и быстро, чтобы сойти за человека. Впрочем, она и не пыталась.

Спустя несколько недель я вспомнила.

Мы уже встречались.

В моём бывшем офисе.

Она явилась в разгар рабочего дня, назвала фамилию Макса и заявила, что будет разговаривать только с ним. Я тогда не обратила на капризную даму внимания, решив, что это просто очередная клиентка. В тот момент в моём кабинете сидела не менее капризная и ещё более взвинченная посетительница, которая полтора часа кряду выплакивала на мой стол жалобы на изменщика-мужа, истратив месячный запас салфеток и выпив всю минеральную воду.