— Краш? — переспросила я, засомневавшись в собственном слухе. — Змей, только не говори мне, что почитываешь журналы для девочек тринадцати лет! Ничего умного ты там не найдёшь! И потом, разве так ещё говорят — «краш»? Я надеялась, что это веяние устарело. Моя нервная система не способна выдержать его производное в женском роде: «крашиха». Каждый раз, как слышу, аж позвоночник дёргается.

— Журналы для девочек могут быть полезными. Мне, например, нравятся тесты.

— Тесты для девочек? Угу… И какая ты сегодня феечка? — захихикала я.

— Блум, — на полном серьёзе и даже с некоторой гордостью ответил Змей.

Я удержалась от громкого хохота, но мелкие сотрясения всем телом успокоить смогла не сразу.

— Ладно, Блум, а кто твой биас? — выдавила я из себя. Кое-что из жизни современных детишек мне было известно, а всё благодаря Нисе, которая хоть и была моей ровесницей, но предпочитала об этом забывать. Дорогая подружка обожала глянцевые журналы, социальные сети и модные блоги. Благодаря ей в моей голове было столько ненужной информации, что порой хотелось вытащить мозг из головы и промыть его под проточной водой.

— Сложный вопрос, я ещё выбираю.

— А я сейчас умру от смеха, — завздыхала я, хватаясь за бок.

Но почти сразу умолкла, когда увидела то, что было написано на внутренней стороне, наконец, расправленной мною бумаги.

Это были цифры, написанные кровью, теперь в этом не было сомнений.

— Девятьсот сорок восемь, — прочитала я вслух и подхватилась. — Мне нужно идти.

Уже будучи за дверью, я вернулась на пару шагов назад и спросила у отвернувшегося Змея:

— Ты сказал, старые боги обожали орхидеи. А Совет?

— Терпеть не может, — глухо ответил Змей. — Плохие воспоминания, наверное.

Я не поехала домой. Вместо этого направилась в дом Нисы.

Войдя, скинула туфли, швырнула сумку на кресло, туда же полетела заколка, сверкнув драгоценными камнями. Вытащила из винного шкафа бутылку красного полусухого. Нашла бокалы, что было очень сложно сделать в квартире подружки, которая отрицала потребность в посуде как таковой. Налила вино в бокал, села с ним в кресло и позвонила.

— Что делаешь? — спросила я, как только услышала родной голос.

— Думаю, — недовольно буркнула Ниса.

— О чём?

— О том, что можно приготовить на обед, — удручённо вздохнула банши, пребывающая в раздражённом настроении.

— Смотря из чего готовить, — я пригубила вино.

— У меня два армейских сухпайка, банка арахисового масла и упаковка зефира, — отчиталась подруга.

— Небогато. Единственный вариант: съесть всё по отдельности. В пайках должны быть крекеры, на них можно намазать масло. Зефир отлично зайдёт с чаем. А откуда у тебя сухпайки, кстати?

— Ну, — Ниса шмыгнула носом. — Я заранее подготовилась к сложным полевым условиям. И не прогадала! У твоего суженого-ряженного здесь только пакеты с кровью, да и то со старой, разбавленной консервантами! Предусмотрительный, гад!

— Ладно, оставь свои слабые кулинарные поползновения и возвращайся домой.

— Что? — обрадовалась банши. — Ты серьёзно?

— Угу, кое-что изменилось. Но времени на авиаперелёты у нас нет. Поэтому скажи Лозовскому, пусть запрягает ветер в свою волшебную карету и лёгкой рысью мчит сюда. Есть новости.

— Что-то я ничего не поняла…

— Неважно, главное, чтобы он понял. Жду!

И стала ждать. Прошёл час, другой, третий. Никто не торопился явиться пред мои ясные очи.

Вино в бутылке быстро закончилось и меня начало клонить в сон.

Глаза слипались, удерживать веки поднятыми становилось всё труднее и не было в этот момент на свете ничего желаннее, кроме мягкой подушки и пушистого пледа.

Я уронила голову на грудь и поднять уже не смогла.

Это случилось в тот момент, когда ты уже не бодрствуешь, но ещё не спишь окончательно. Моё сознание медленно уплывало, подхваченное мягким туманом сладкой дремы.

Тёплые ладони скользнули по моим плечам, прошлись по рукам, потом по животу, опустились ниже, к бёдрам. Лаская, убаюкивая и успокаивая, они легко гуляли по моему телу, как по своей территории. Ещё не освоенной, но отчаянно знакомой, близкой и далёкой одновременно. Двигаясь почти неуверенно, подрагивая от нетерпения, они заново открывали для себя каждый изгиб, каждую ямку, каждую складочку. С нежностью касались шрамов, с восхищением поглаживали полукружия груди, со сметающей всё на своём пути теплотой проходились по волосам. Словно наваждение, словно невыносимо яркая и откровенная фантазия, эти ладони делились со мной своим теплом, постепенно переходящим в жар.