Телохранители, то ли от немудренной шутки, то ли от радости, что вражина сдается, заржали так, что куда там коням.

— Не успели мы повоевать, — с огорчением в голосе, сказал я.

— Поспеем еще, — мудро заметили мне.

Ну что ж… Веселье заканчивается, начинается сложная работа. Завершать войны куда как сложнее, чем их начинать.

От автора:

Как стать верховным заклинателем и заработать миллионы? Создать то, чего не видел этот мир!

Книга о прогрессорстве в новом мире: https://author.today/reader/414415

Я говорил о том, что войны сложнее заканчивать, чем начинать? Что ж, повторяюсь. Но есть еще одно мое утверждение. Я считаю сложнее остального сделать так, чтобы по окончанию одной войны не началась другая. Мы победили, но можно ли возвращаться домой? Хотелось бы. А для этого нужно многое сделать, чтобы Волга стала русской рекой, и уже не никогда не была Итилем. И очень желательно, чтобы при этом воды великой реки не были алыми от крови.

Для Булгарии, как по мне, открывается окно возможностей. Да, есть нюансы, прежде всего связанные с религией, однако, не бывает не решаемых вопросов, бывает отсутствие желания их решать. И сейчас, будучи уверенным, что уже завтра для народа Русской Булгарии начнется новая эра, с большой вероятностью, время сытной и комфортной жизни, я взирал на символ прежней Булгарии, ее правителя.

Израненный, весь в кровоподтёках, передо мной стоял эмир булгарского государства Сагид. Мне было где-то и жалко этого человека. На склоне лет, когда пора бы уйти на покой и посвятить всё своё время молитвам или написаниям чего-нибудь вроде мемуаров, ему пришлось пройти через главные в своей жизни муки и унижения. Нет, никто Сагидане пытал, не мучил, даже не унижал в том простом и обывательском понимании этих слов. Но, разве не унижение то, что он был эмиром, к имени которого, скорее всего, будут прибавлять слово «последний»? Трехвековая история булгар заканчивалась. А еще нет больше такой страны, многоплеменного союза.

Мы находились не во дворце, не в большом тереме, а, как бы это эксцентрично ни было, в юрте. Будучи сам кипчатского роду, Эмир предпочитал всем возможным удобствам, которые придумали себе приверженцы оседлого образа жизни, просторную большую юрту. Но здесь быть уютненько. Все в коврах, да золоте. Как говориться, это я удачно зашел.

Вообще, я бы так сказал о городе Биляр: это город контрастов. Здесь поистине смешались многие культуры. Прежде всего, получался ранее для меня невообразимыйсимбиоз кочевой культуры и оседлой. Вот, вроде бы, Биляр —самый что ни на есть город с деревянными и частичнокаменными постройками, между тем, есть в нём что-то и от кочевого стойбища.

Тут стояли юрты, даже что-то похожее на индийские вигвамы, сновали овцы, козы, было много коней. И при этом в городе не было той жуткой антисанитарии, которая предполагалась от подобного соседства человека с животными и от смешения культур. Наверное, именно так выглядят кочевники, которые выбрали путь оседлого образа жизни. Однако, сделали это совсем недавно. Кроме того, это мы пришли и заставили людей прятаться за стенами Биляра, а так, вокруг города было много юрт и пастбищ.

— Скажи, старик, оно того стоило? — спрашивал я Сагида, сидя на большой подушке в его же юрте.

Нет, в моей уже юрте. Кстати, она вполне себе разбирается, тут вовсе главное, что внутри находится и ткань наружная. Поставлю такую у себя в усадьбе в детинце Воеводино, пусть будет.

— Юный воин, ты спрашиваешь меня о том, стоило ли сопротивляться? — разглаживая бороду, на которой всё ещё была запекшаяся кровь от вытекшего глаза, спрашивал последний эмир Булгарии.

— Ты мудрый человек, при первой нашей встрече ты понимал, что всё закончится именно этим. Но более трех тысяч человек убито. Не стоит ли предотвращать подобные жертвы, если правитель заранее знает, что они будут и чем закончится война? — спрашивал я.

На самом деле, мне просто было интересно, как объяснит свое упорство булгарский эмир. Для меня, к примеру, нет выбора между драться и не драться. Я ценю человеческие жизни, возможно, но отношусь к ним более цинично и прагматично, чем человек, наполненный гуманизмом. Большинство этих самых жизней — это ресурс, необходимый для становления и возвеличивания государства. Да, именно так, пусть слова эти звучат грубо, но я не буду лгать самому себе. Для меня развитие общества важнее, чем благополучие отдельно взятого человека.

Безусловно, я держу за скобками ценность близких мне людей. И не приведи Господь, чтобы у меня стоял выбор между спасением, например, собственного сына, или жизнями многих людей — соплеменников, но к которым лично я не привязан. Как там было у Сталина, когда ему предложили поменять сына, который был в плену у нацистов на фельдмаршала Паулюса? «Я солдата на фельдмаршала не меняю» — сказал, или скажет еще Сталин. Смогу ли я так?

— Ты спрашиваешь, юный воин, и ждешь ответы? Так ответ един — не я начал войну, а ты. Теперь я знаю это точно. Тебе нужны мои земли, будь иначе, ты бы не пришёл сюда и не начал бы всю эту войну. Вот теперь я вижу, что это ты её начал! — последняя фраза прозвучала громко. — Это ты!