Шрифт:
– «Тетя Сонсук»? А, управляющая! М-да, он точно хозяин… – пробормотал Кынбэ вслед удалявшемуся мужчине и, покачав головой, вернулся за кассу. – Тот самый злодей, о котором говорила Ингён.
Кынбэ казалось, что он читает одну из городских легенд, – до того детальным и подробным оказался сценарий Ингён. Все герои имели реальных прототипов из разных социальных групп.
Раньше Кынбэ нечасто заходил в круглосуточные магазины, но, прочитав роман, захотел туда заглянуть. Лавка в пьесе напомнила ему такую же из его детства, которая находилась на углу и где все рассказывали свои истории, обменивались новостями, смеялись и болтали о ерунде. Ингён была на пять лет моложе Кынбэ, но, похоже, хорошо помнила детские годы и смогла живо описать их в пьесе.
Персонажу Токко предстояло стать для Кынбэ ролью всей его жизни. Герой выглядел настолько привлекательно, что любой актер на Тэханно мечтал бы его сыграть. Ким помог ему по старой дружбе, но почему на это согласилась Ингён, ведь вокруг столько талантливых актеров? Кынбэ хотел разобраться в ее мотивах хотя бы для того, чтобы полностью осознать ответственность, которая на нем лежала.
– Просто когда я впервые увидела Токко, то почему-то сразу подумала о тебе.
Хотя ее странный выбор обескуражил Кынбэ, он решил верить, что, раз требовательная Ингён выбрала его для этой роли, значит, он действительно мог с ней справиться.
Изучив сценарий, труппа принялась готовиться к постановке. Премьера должна была состояться в начале декабря – как раз когда разворачивается сюжет спектакля, в котором холодной зимой бездомный находит приют в теплом круглосуточном магазине. Генеральный директор Ким даже проявил чудеса красноречия, чтобы существенно снизить арендную плату на фоне пандемии. Действительно, некоторые люди совсем не меняются и в любой ситуации стараются обернуть все в свою пользу.
Ингён строго следила за репетициями актеров, и не потому, что это был ее первый опыт режиссуры. Она серьезно относилась ко всем деталям сюжета – возможно, потому, что пережила эту историю сама и воплотила ее в своей пьесе. Кынбэ даже получил от нее домашнее задание – тренировать заикание и неуклюжую походку, а еще наблюдать за бездомными на Сеульском вокзале. Несмотря на все его старания, она оставалась недовольна его игрой.
Однажды они репетировали сцену, в которой у Токко не получалось ровно расставить товары на полке, и в этот момент Кынбэ порезался.
– Кынбэ, Токко – дурачок. Потерял память, все его движения неуклюжие. Давай еще раз.
Он попробовал снова, но потерпел неудачу.
– Токко не дурак, Кынбэ. Это никуда не годится.
– Так ты же только что назвала его дураком, – удивленно пробормотал он и недоуменно уставился на Ингён.
Режиссер так тяжело вздохнула, что, казалось, сейчас рухнут все декорации.
– Он дурак, но при этом не дурак. Понимаешь или нет? Он ведет себя глупо, но в его действиях все равно есть концептуальность.
– Что?
– Ну, логика. Сколько раз я говорила включать логику и следовать паттернам?
Обстановка накалялась.
Кынбэ уставился в темный угол небольшого зала и пробормотал:
– Не знаю, дурак ли Токко, но я точно дурак… Ха-ха!
– Не переводи все в шутку! Лучше соберись и попробуй еще раз. Мы это так не оставим.
– Ладно…
Ингён сильно давила на Кынбэ, утверждая, что его персонаж – альфа и омега всей пьесы. Однако именно она и поддерживала его, когда он впадал в уныние. Может, в спектакле главная роль и принадлежала Токко, но его альфой и омегой точно была Ингён.
Неожиданно за месяц до премьеры она слегла с коронавирусом, а вместе с ней и пять участников труппы. Премьеру пришлось отложить на неопределенный срок. Никто не понимал, как они заразились, и пьеса приобрела дурную славу, еще даже не выйдя в свет. Никто не мог точно сказать, состоится ли теперь премьера.
Как-то под конец года Кынбэ встретился с Кимом и Ингён. Новоиспеченный драматург опустошала один стакан за другим, сетуя, что даже последствия болезни не обескураживали ее так сильно, как неудавшийся спектакль. Видя ее переживания, Кынбэ сокрушался из-за того, что сам получил отрицательный тест: заболей он вместе с ней, мог бы разделить ее страдания и избежать угрызений совести. Именно тогда Кынбэ понял, что испытывает чувства к Ингён. Кто-то назвал бы это дружбой, а кто-то – любовью.
Ким пытался приободрить друзей, уверяя, что в следующем году их пьеса обязательно увидит свет. Он звучал как никогда убедительно, и все же никто не знал наверняка, сбудутся ли его предсказания. Даже если ученые разработают вакцину, это не гарантирует конец пандемии. К тому же из-за подтвержденного случая заболевания их лишили гранта, и теперь маловероятно, что спектакль наберет достаточно зрителей, чтобы кассовые сборы покрыли затраты на постановку. Даже Кынбэ, который всегда старался гнать от себя лишние тревоги, чувствовал подавленность. Конечно, ему самому терять было нечего, но на долю его друзей выпало тяжелое испытание.
– Я поправлю сценарий. Доверьтесь мне, – объявила Ингён.
Несмотря на опьянение, в ней чувствовалась решимость. Кынбэ уверенно ответил, что верит в нее, а Ким предложил выпить за это.
В тот вечер Кынбэ проводил Ингён до дома в Ихва-доне. Всю дорогу он держал подругу под руку, но только чтобы не дать ей упасть. Возле входа Ингён приобняла его. Так они и стояли некоторое время, напитываясь теплом друг друга.
– Ну все, пока, – сказала она, высвободившись из его объятий.
– Посмотрю, как ты зайдешь, и пойду.