— Тем не менее. — скрипит старик: — это предписание от самого Вечного Синего Неба. От Небесной Канцелярии за печатью самого Нефритового Императора Юй-хуан шан-ди. Этот указ также утвержден Большой Императорской Печать Сына Неба в Запретном Городе.

— Охо-хо… — вздыхает Цао Годзю: — и куда простому даосу податься? Кругом столько могущественных повелителей и императоров… Госпожа Син Ван Му, Повелительница Запада со своим Яшмовым озером, Господин Дун Вангун, Повелитель Востока, обладающий Садами Бессмертия, шестеро божеств Южного Ковша, и кто там еще? И все они по рангу выше, чем скромный даос Цао Годзю из Восьми Бессмертных. Выше по рангу, сильнее по силе, красивее на лицо и шире в кости. Единственно чем этот ничтожный повар Цао Годзю лучше их всех — так это в готовке. И когда я встречусь лицом к лицу с Буревестницей, Темной Госпожой Кали — я смогу угостить ее хорошим завтраком. Или скорее ужином, потому что в обед она будет из меня пыль выбивать своими пинками.

— Можешь юродствовать сколько тебе угодно, Цао Годзю, но как один из Восьми Бессмертных ты должен явится на битву между светом и тьмой.

— Брат Ли, ты такой же как и я, тоже даос и прекрасно знаешь что нет ни света ни тьмы. Вернее — нет тьмы без света, а света без тьмы. По сути, это две крайности одного и того же процесса, как два конца у твоей палки. Ты когда-нибудь видел палку с одним концом, брат Ли? — вздыхает Цао Годзю: — чтобы вот прямо только свет и добро были? Без второго конца?

— Ты не заставишь меня вступить с тобой в бесполезный спор, Цао Годзю. — говорит старик: — я тоже достиг тринадцатой ступени посвящения и знаю ту же истину что и ты. Поэтому я спрошу очень простую вещь, доступную даже твоему заплывшему жиром мозгу — скажи мне, ученик Люй Дунбиня, обладатель очищающей нефритовой таблички — ты отказываешься подчиниться приказу Вечного Синего Неба? Просто скажи, что это так и тогда я доставлю тебя на место с перебитыми ногами. Сражаться ты сможешь и сидя.

— О нет. Даже я не настолько самоуверен, чтобы отказаться подчиняться прямому приказу самого Нефритового Императора Юй-хуан шан-ди, сидящего в своем Небесном Дворце. Тем более что этот приказ подтвержден и на земле, указом Сына Неба из Запретного Города. И на небесах и на земле единая воля. Так что я конечно же подчинюсь этому указу… как подчинились в свое время Отшельник с флейтой и Святая с Лотосом. Но скажи мне, старый бродяга — кто еще прибудет на бой с Темной Госпожой? Неужели мы будем с тобой вдвоем? Как же сам господин Чжунли Цюань, который в совершенстве владеет всеми видами оружия, когда-либо существовавшего на земле? И что с моим наставником Люй Дунбинем? Я буду рад увидеть учителя Люй. И кстати, куда подевался этот смазливый Лань Цайхэ в отношении которого я до сих пор так и не понял, юноша он или девушка… что случилось с ослом Чжан Голао, да и с ним самим?

— Я не собираюсь отчитываться перед тобой, Цао Годзю. — ворчит старик: — однако могу сказать, что этот… — тут он вдруг хватается за горло и падает со стула на пол, бьется в агонии, его плоть начинает плавится на глазах, оставляя отвратительное зрелище разлагающегося человеческого тела. Черный дым поднимается вверх и крытую веранду наполняют крики посетителей, ужаснувшихся от такого зрелища. Цао Годзю встает и смотрит на то, как даже пол под черной отвратительной жижей, стекающей с тела старика — плавится и обугливается.

— А я тебе говорил, что они попытаются надавить на тебя силой. — говорит Лао Тань, останавливаясь рядом с Цао Годзю и заглядывая ему через плечо: — какой ужас, не правда ли? Но по-другому никак, господин Ли Тегуай слишком силен, он бы выжил в любом случае… только Кровь Черной Гидры может уничтожить одного из Восьми Бессмертных.

— Получается я выбрал себе сторону. — вздыхает Цао Годзю: — и лучше бы Госпоже Кали победить, потому что в противном случае нас с тобой будут гонять по всей Поднебесной пока не найдут. А когда найдут… то мы пожалеем, что не умерли раньше. Владыки бывают крайне злопамятны, что небесные, что земные. Вставая на путь перемен, мы неизбежно вступаем в конфликт с текущим положением дел. С теми, кого сейчас все устраивает.

— Тц. Я знаю Госпожу много лет, и она обычно не проигрывает в битвах. Она может проиграть в споре или забыть о том, сколько ты ей должен денег, но в деле разрушения и уничтожения ей равных нет. Она даже не замечает как разрушает все на своем пути, в том числе мой бедный разум. Кстати, меня очень обидело, когда ты сказал, что «не понял кто этот смазливый Лань Цайхэ, юноша или девушка». Я — девушка. Когда я девушка, то меня и зовут Лань Цайхэ.

— А когда ты мужчина? — интересуется Цао Годзю, глядя на черную дыру, проеденную в деревянном полу, словно тут силуэт человека мелом обвели и выжгли потом все до самой земли… и оттуда еще дымок поднимается. Отвратительный запах. Ресторан придется закрывать.

— Когда я мужчина? — лицо Лао Тань идет волнами и вот уже перед Цао Годзю стоит высокий и красивый юноша в серебристом ханьфу и с веером в руке.

— Когда я мужчина, то я по-прежнему зовусь Лу Цзижэнь. — говорит юноша: — собирайся, повар, моя ученица и еще кое-кто уже ждут нас. У нас впереди долгая дорога.

— Эхе-хе-хе… — вздыхает Цао Годзю и снимает с себя передник: — кстати, а как ты его отравил? Он же ничего не пил и не ел…

— Я не травил господина Ли Тегуая, покровителя старости и нищих, обладателя посоха весом в десять тысяч цзяней. — отвечает юноша, пряча руки в широкие рукава: — я просто не дал ему противоядия. Он всегда был отравлен. Всю его жизнь я давал ему противоядие… раз в год. Но в этом году он его не получил. Как говорится, всегда проще вести дела с человеком если он — уже отравлен.

— Ты ужасный человек, Лань Цайхэ, один из Восьми Бессмертных. Хотя… сколько нас всего осталось? Пятеро?

Глава 18

Сяо Тай оглянулась по сторонам. Госпожа Хэ не соврала, действительно все отравленные «Сонными Объятиями» пришли в себя сразу после полудня, а девица Джиао со своей Кики и вовсе не спала, а лишь притворялась. Зачем — даже она толком объяснить не смогла, дескать все вокруг упали и как давай спать, а мне что делать? Вдруг так положено, она же в социальных нормах и правилах как свинья в апельсинах, лучше уж лечь вместе со всеми и всхрапнуть. Кстати и задремала она потом… а чего? Солнышко пригревает, джонка наконец перестала поскрипывать и стонать, ход замедлила и на волнах начала так убаюкивающе качаться… как тут не задремлешь?