— Хорошо. — Она собралась сказать что-то ещё, но замолчала.

— Что? — спросил я. — Ты можешь сказать это.

— Я просто хочу, чтобы мы всегда были честны друг с другом. Если в какой-то момент нам покажется, что что-то идёт не так, и нам нужно сделать шаг назад, я хочу, чтобы мы могли сказать об этом. Я не хочу, чтобы кто-то из нас оказался уязвлён или застигнут врасплох.

— У тебя есть моё слово — я всегда буду честен с тобой. Я понимаю, что тебе сейчас нелегко доверять, но это всё, что я могу предложить.

— Твоего слова для меня достаточно, — она выглядела облегчённой и снова прижалась ко мне ближе. — И я обещаю быть честной тоже.

Держать её вот так было настолько естественно, что трудно было представить, что кто-то из нас захочет отказаться от этого чувства. Но я не был дураком — обстоятельства были сложными. Время, когда всё случилось, было поспешным. На кону стояло многое.

Невозможно было предугадать, что принесёт будущее, но сейчас было достаточно просто наслаждаться каждым днём, проводить время вместе и радоваться обществу друг друга.

Обнажёнными.

Как можно чаще.

Пока я расчищал снег с дорожки и подъездной аллеи, Сильвия готовила завтрак: сварила кофе, сделала яичницу и нарезала фрукты. Поскольку она приехала только в красном платье и на каблуках, я одолжил ей свою футболку. На ней она выглядела как платье, почти доставая до колен, но Сильвия выглядела в ней очаровательно, босая, с небрежно собранными волосами, двигаясь по моей кухне.

Я легко мог привыкнуть к такому, подумал я, заходя в дом после холода и увидев её улыбку. Это едва не заставило меня сорвать с неё эту футболку прямо сейчас. Сильвия в моей кухне в воскресное утро — это не то, к чему мне стоит привыкать. Скорее всего, пройдёт немало времени, прежде чем это случится снова, если вообще случится.

После завтрака она снова надела своё красное платье и каблуки, застёгивая пальто на все пуговицы.

— Надо было взять сменную одежду и сапоги, — покачала она головой у двери, глядя в окно. — О чём я только думала?

— Ты думала о том, как переспать со мной, — напомнил я, помогая застегнуть верхнюю пуговицу.

— Точно, — вздохнула она. — Ну, переживу.

— Я могу донести тебя до машины, — предложил я, наполовину в шутку.

Она улыбнулась.

— Не надо. Ты расчистил дорожку, а в Кловерли я могу заехать прямо в гараж. Надеюсь, на кухне никого не будет, и я проскользну в свою комнату незамеченной.

— Ладно. Кстати, я подумал вот о чём, пока был снаружи. Ты говорила, что дети расстроены из-за отменённой поездки на лыжи. А что, если покататься на лыжах здесь? Конечно, это не Аспен, но до Кристал Маунтинс или Бойн ехать недалеко.

Её лицо озарилось.

— Точно. Почему я сама об этом не подумала?

— Потому что ты думала о том, как переспать со мной, помнишь?

Она покраснела и шутливо ударила меня перчатками по груди.

— Ты делаешь из меня какую-то маньячку. Но это отличная идея. Спасибо.

— Пожалуйста, — я напоследок поцеловал её в губы, с трудом удержавшись от того, чтобы спросить, когда увижу её снова. — Езжай осторожно, хорошо? Дороги, скорее всего, всё ещё ужасные. Скажешь мне, когда доберёшься, чтобы я не переживал?

— Конечно. Но для этого тебе придётся дать мне свой номер. — Она достала телефон из сумочки, открыла контакты и протянула его мне.

Я записал свои данные и вернул ей телефон. Она мельком глянула и, усмехнувшись, подняла взгляд.

— Ты правда хочешь быть в моих контактах как Большой Член ДеСантис?

— Сто процентов, да, — сказал я.

Она всё ещё смеялась, выходя за дверь.

Когда Сильвия уехала, я прибрался на кухне, быстро принял душ, оделся и отправился на работу. Поскольку было воскресенье, а дороги всё ещё завалены снегом, движения почти не было. На парковке для сотрудников у Кловерли стояли машины, ведь гостиница снова открывалась сегодня, но винодельня оставалась закрытой до понедельника, так что я был там один.

Моё настроение было лучше, чем за последнее время, вот уж чудеса, и я занялся делами с каким-то оптимизмом. Обычно, когда температура падала ниже нуля, я не мог уснуть, переживая за свои виноградники, но прошлой ночью я спал, как младенец.

Около полудня я выскочил за обедом, а когда вернулся, увидел, как дети Сильвии и три дочки Мака играют в снегу на лужайке между гостиницей и винодельней. Это вызвало у меня улыбку — я вспомнил, как мы с братьями зимой веселились на улице, пока кто-то не получал снежком в лицо и не бежал домой плакаться маме. А потом, поскольку никто не признавался, кто именно бросил снежок, нас всех отправляли по комнатам. Но долго наша мама не выдерживала — шум в доме её утомлял, и она снова выгоняла нас на улицу.