— Всё равно жаль, что тебе приходится это переживать.

Она попыталась улыбнуться, но выглядела так, будто вот-вот расплачется.

— Спасибо.

Я хотел спросить, что это значит для нас, но знал, что сейчас не время. Я видел по её позе, по тому, как дрожала её нижняя губа, что передо мной другая Сильвия — не та, которая сидела рядом за ужином или была со мной наедине в своей комнате. Даже её голос звучал по-другому. Та Сильвия была уверенной, дерзкой, сильной. А эта выглядела потрясённой и хрупкой, будто её можно было поранить одним взглядом.

— Можно мне позвонить тебе? — спросил я, прижав руки к бокам. Мне так хотелось обнять её, что это причиняло боль.

Её глаза наполнились слезами.

— Мне нужно немного времени, чтобы всё обдумать, ладно? Всё движется так быстро, и я чувствую себя… не в своей тарелке. Думаю, мне нужно несколько дней, чтобы прийти в равновесие.

— Хорошо… ладно. — В груди стоял невыносимый ком. — Ты знаешь, где меня найти.

— Да. — Она на секунду закрыла глаза, словно собираясь с силами. — Мне нужно забрать Китона домой.

— Конечно.

— Спокойной ночи, Генри.

— Спокойной ночи.

Она обошла меня стороной и направилась к детскому столу, а я поспешно покинул здание, даже не взяв пальто. Заберу его в другой раз.

Когда я вернулся домой, мне хотелось ударить кулаком в стену или взять кувалду и разбить ту ванну в мелкие куски. Я сам не понимал, почему так зол. Мы с Сильвией всего несколько раз переспали. Это ведь не значит, что я влюблён в неё. Это не должно быть так больно. Так какого чёрта со мной не так?

Я раздевался резко, с раздражением, яростно чистил зубы и тяжело упал на кровать, несколько раз ударив подушку, прежде чем уткнуться в неё лицом. Но сон не шёл.

Через какое-то время я вспомнил её слова. Сильвия как-то сказала:

«Я скучаю по жизни, которую думала, что буду иметь.»

Быть с Сильвией дало мне надежду на второй шанс.

И сейчас казалось, что эта надежда исчезла.

Сильвия

Я уложила Кеатона в постель, размышляя, стоит ли затронуть то, что он видел сегодня вечером, или лучше оставить это. В итоге именно он нашёл в себе смелость заговорить об этом.

— Мам? — спросил он, когда я укрывала его одеялом.

— Да?

— Ты и мистер ДеСантис… — он замялся, явно не зная, как закончить вопрос.

— Нет, — сказала я. — Мы поговорили об этом. Нам друг с другом очень нравится, но мы решили остаться друзьями. Извини, если то, что ты видел, тебя расстроило.

— Ладно.

— Это так? — решилась я. — Это тебя расстроило?

— Немного. Я не знаю.

Я кивнула.

— Я понимаю.

— Дело не в том, что он мне не нравится. Мне он нравится.

— Я знаю, милый. И это нормально. — Я с трудом сдерживала рыдания, рвущиеся из груди. — Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

У себя в комнате я разделась, залезла в постель и залила подушку слезами.

Мне казалось, что я подвела всех, кто был мне дорог. Что я испортила своё начало новой жизни. Что я не способна сделать что-то правильно, как бы ни старалась. Разве я обречена совершать ошибку за ошибкой? Я запутала и расстроила своих детей, которые на меня рассчитывали. Я позволила себе увлечься Генри, прекрасно зная, что мне нечего ему предложить. Я заставила себя поверить, что между нами возможно что-то большее, — и позволила ему поверить в это тоже.

Как я теперь смогу снова посмотреть ему в глаза?

Я попыталась перечислить все причины, почему ему будет лучше без меня…

Я — эмоциональная развалина. Я — мать-одиночка. У меня проблемы с доверием.

Я напугана. Изломана. Повреждена в тех местах, которые не видны снаружи.

Я никогда больше не смогу чувствовать себя полностью защищённой в отношениях. Я всегда буду сомневаться в обещаниях, которые он даст. Я никогда не смогу поставить его на первое место, как он того заслуживает.

И ещё были все те вещи, которые ненавидел во мне Бретт.

Я легко плакала. Любила сентиментальные фильмы. Слушала рождественскую музыку с первого ноября. Носила короткие юбки. Предпочитала Мичиган Калифорнии. Любила объятия больше, чем бриллиантовые браслеты. Иногда мне нужно было долго, чтобы достичь оргазма, — хотя с Генри это не было проблемой.

Но, возможно, самый весомый аргумент против меня — это моё бесплодие. Конечно, вопрос о детях, возможно, не имел бы значения, пока мы не сходили бы хотя бы на одно свидание. Но нам не двадцать пять, и мы не могли легкомысленно относиться к будущему. Реальность заключалась в том, что Генри хотел детей, а я никогда не могла бы дать их ему. Это было невозможно.