Я проговорила тогда с паном Анджеем примерно час, попросила его присмотреть за моим домом и пообещала, что в ближайшее время его точно не продам, а если и продам, то он будет первый, кто узнает об этом. Пришлось возвращаться в Гданьск, хотя желания возвращаться у меня не было никакого.

– Так красиво цветут цветы. Жаль их оставлять, – улыбнулась я.

– Красиво, правда? – сказал пан Анджей. – А кто посадил? Анджей посадил. У Анджея легкая рука.

Я поняла, что он говорит о себе.

– Осенью?

– Да. Я хотел, чтобы у Стефании весной было красиво. Она так любила весенние цветы.

– Она наверняка все видит оттуда, сверху, и радуется, – сказала я.

– Ты так думаешь, дитя мое? – покачал он головой. – А вот я думаю, что если бы Он существовал – Он бы по-другому устроил этот мир. Не допустил бы многого. Мог бы иногда и иссушить руку человека, прежде чем тот бед каких натворит. Я не верю, что Он существует. Стефания – та верила. Мы часто ссорились из-за этого. Хотя сейчас я бы предпочел, чтобы Он существовал. Да и вообще – чтобы что-нибудь существовало после этой жизни, по крайней мере, была бы надежда, что мы с ней еще увидимся. И что еще несколько писем друг другу напишем.

Я попрощалась с паном Анджеем и пошла к дому.

– Зося! – крикнул он вдогонку. – И все же я уверен, что Его нет!

Я остановилась.

– Мои предки очень много чего натворили за свою жизнь. Мне придется отмаливать их грехи. А меня вот встретило счастье. Она полюбила меня. Если бы Он существовал, Он, конечно, не запланировал бы для меня такой награды. Разве что Он это все так специально управил. – Анджей посмотрел на курицу. – Когда у меня не было кур, мне было даже хорошо. А теперь они у меня есть. Если бы кто вдруг забрал их у меня, я бы почувствовал себя очень одиноко.

Кажется, что-то в этом было. Не лучше ли иметь любовь и внезапно потерять ее, чем никогда в жизни не познать настоящего чувства?

Я думала об этом всю дорогу, пока ехала домой.

В то лето мы с Мареком никуда не поехали. Я училась и работала. Мне хотелось в декабре сдать экзамен и получить свою лицензию. Конечно, я его сдала.

– И что теперь? – спросила я Марека, когда мы лежали в постели и отмечали мой успех.

– Теперь я буду называть тебя пани архитектор, – улыбнулся он.

– Как это мило с вашей стороны, пан архитектор.

– Я сделаю тебе печать, – торжественно объявил он.

– Это самое главное, – я сделала очень серьезное лицо.

– Самое, – подтвердил он.

– А на что я буду ставить ее? – спросила я.

– На все, – сказал он, медленно раздевая меня. – Поздравляю, малышка. Я горжусь тобой, точно так же, как и тогда, когда ты бежала от меня на море, – и поцеловал меня в шею.

Марек никогда не говорил, что он гордится кем-то, и никогда никого не хвалил. Он был таким руководителем, который стремился все проверить лично и поставить последнюю точку даже на самом малозначимом документе, выходящем из фирмы. Работать с ним было нелегко. И, наверное, так же нелегко было жить. Вот только можно ли наш союз назвать совместной жизнью? Не факт.

Как-то раз, когда мы лежали в постели, он вдруг спросил:

– Слушай, а может, тебе стоит сейчас поработать самостоятельно, попытаться начать собственное дело?

– Как это – собственное? – Я от неожиданности даже присела на кровати.

– Открыть свой бизнес, иметь свой собственный офис…

– Ты что, гонишь меня с работы? – удивилась я.

– Нет, ну что ты, – возразил он. – Неужели не понимаешь: это сразу расширит твои горизонты, связи, откроет новые возможности.

Я почувствовала себя неуверенно. Он пытался объяснить мне, почему такое решение было бы хорошо для меня, но все его доводы звучали неубедительно.

– Может, поговорим об этом в другой раз? – улыбнулась я. – А то сегодня я выпила слишком много шампанского.

– В другой так в другой, но ты все же подумай хорошенько, – предложил он.

Мы больше не возвращались к тому разговору. Я вспомнила его чуть позже. И тогда же в очередной раз убедилась, что Марек никогда не делал необдуманных предложений, даже его намеки – и те были с глубоким смыслом. Все решения в своей жизни он принимал только ради хорошо известной ему цели. И всегда этой цели добивался, не заморачиваясь, кто и в каком состоянии остается после этой встречи с ним. Пусть по трупам, но до цели. Ему это было не чуждо.

На следующий день я отметила с родителями мой профессиональный успех. Они тоже гордились. Папа заявил, что я, наверное, уже доросла до машины, и подарил мне свою «вольво»:

– Я люблю ее очень, но мне больше не нужна машина. Мне на старости лет понравилось ходить пешком, ведь для здоровья это всегда лучше, чем возить свою задницу.

– Бернард! – упрекнула его мама.

– И что? Чего я такого сказал? Сама небось пишешь статьи на тему гиподинамии.

Мама рассмеялась.