Они пытались это сделать. Марек всегда пользовался их поддержкой. Ничего нового. Тот, кто носил дорогие костюмы и держался уверенно, всегда находил признание у моих родителей. Марек соответствовал обоим этим требованиям.

Я не собиралась возвращаться в Гданьск. Во всяком случае, не сейчас. Никто не смог убедить меня сделать это. И тогда Марек позвонил сам и сказал:

– Вот увидишь. Ты еще об этом пожалеешь. Ты будешь очень несчастна в этом своем чертовом доме! Уж я-то постараюсь!

Его слова долго еще звучали у меня в ушах. Я не могла ничем заниматься. Натянула легинсы, надела кроссовки и кинулась сбрасывать с себя всю негативную энергию. Несколько лет назад я регулярно совершала пробежки. Теперь решила вернуться к этому занятию. Начала с того, что побежала довольно медленно вверх по улице. Потом свернула в лес. Видела поодаль заброшенные виллы – следы фабрикантского великолепия. Как раньше здесь, наверное, было красиво! Я бежала довольно быстро. Однако что-то привлекло мое внимание. Я остановилась. Впереди я увидела березовый крест. На него кто-то положил свежие цветы. Стояла свеча. Здесь? Посреди леса?

Я подошла ближе. Таблички на кресте не было, но вскоре я заметила на спиле перекладины стершуюся от времени надпись: «A. D. 193…». Последнюю цифру невозможно было различить. Неудивительно – прошло почти сто лет.

По мне прошел холодок. Я подумала, что это все март – прохладный месяц, а я вышла на пробежку в довольно легком костюме. Тем не менее я понимала, что озноб, пронзивший мое тело, был связан не только с погодой.

Я полезла в карман. У меня была зажигалка. Не помню откуда, но, скорее всего, это та самая, которую я забрала у пана Анджея, когда тот отказывался бросать курить.

Я зажгла свечу.

– Кто бы ты ни был, покойся с миром, – сказала я.

За деревьями послышалось шуршание. Мне показалось, что кто-то выходит на опушку леса. Нет. Это был мираж. Я ощутила некоторую неуверенность. Еще раз бросила взгляд на могилу и побежала домой. Определенно быстрее, чем обычно.

Я влетела в дом и сразу вспомнила о черных свечах. Недолго думая, я поднялась на чердак. Там было довольно темно. Через маленькое окошко на большой старый письменный стол, заваленный бумагами, падал солнечный свет. Стопка газет, перетянутая красной лентой, закрытая коробка. Я открыла ее… Черные свечи!

Нет, это невозможно.

Я чувствовала, что теряю рассудок. Я взяла свечи, газеты и спустилась вниз. Устроилась в кресле и стала рассматривать свою добычу. У меня было такое впечатление, что я потихоньку схожу с ума.

Я потянулась к телефону.

– Шимон, когда у тебя заканчивается дежурство? – спросила я. – Мне нужен кто-то, кто скажет, не схожу ли я с ума.

– Не сходишь, – услышала я смех в телефоне.

– Происходят странные вещи. И мне нужно с кем-то это обсудить.

– К вашим услугам. Последняя пациентка у меня в шестнадцать. После этого я могу подъехать к тебе – самое раннее к пяти. У тебя есть что-нибудь поесть или мы снова будем умирать с голоду?

– Можно подумать, что мы хоть раз умирали с голоду, – возмутилась я.

– Шучу. Но я понимаю твое нежелание готовить. Я что-нибудь привезу.

Я вздохнула. Стыдоба. Уже столько времени прошло, а я его еще ни разу не пригласила на ужин. Скоро три. До его приезда два часа. Два часа жизни в сумасшедшем доме можно и не пережить.

Я пошла в ванную и стянула с себя спортивную одежду. Бег резко повысил мой тонус. А может, эта женщина хочет сделать из меня сумасшедшую? Проникла в мой дом, залезла на чердак и подбросила свечи? Надо будет спросить ее об этом, когда она появится снова. Я надела джинсы и футболку. Охотнее всего я осталась бы в халате, но халат, несмотря на мое тесное знакомство с Шимоном, для званого обеда не годится.

Я взяла свечу, вставила ее в подсвечник, зажгла.

– Зачем эти свечи? – спросил Шимон. – И опять ты не закрываешь дверь.

– Стучаться надо, – строго заметила я.

– Я стучал. И ничего. Я нажал на дверную ручку, и оказалось, что дверь, как обычно, открыта. А зачем эта свеча?

– Зачем? – повторила я его вопрос. – А ты не будешь смеяться?

– Если будет смешно, буду, – сказал он. – Сдерживаться не стану!

– Потому что это такая магия, – сказала я, – которая обозначает конец одного этапа и начало нового.

Шимон проницательно посмотрел на меня.

– Да, я знаю, это безумие, – покачала я головой.