Я улыбнулась, подошла к нему и крепко обняла.

– Спасибо, – сказала я.

– За что? – удивился он.

– Просто за то, что ты есть. Просто так.

Шимон с Луной уехали в воскресенье днем. Я отложила отъезд на середину понедельника.

Они взяли с собой большую часть коробок. Из моих вещей остались только мелочи. Странно выглядела эта квартира, свободная от всех сувениров и безделушек. Как будто лишилась души. Но я понимала, что вместе с предметами я забираю и дух этого дома. Мне будет намного легче адаптироваться в Руде. Уже навсегда. Было ли мне жаль покидать Гданьск? Да, было жаль. Я чувствовала, что связана со своим родным городом, но пришло время перемен. Впервые в жизни я осознала, что я взрослая и сама принимаю решения. Я также чувствовала, что действительно могу все. И никто не испортит мою мечту. Какую? Я просто хотела быть счастливой. Новая жизнь представлялась мне широкой дорогой. Дорогой, по которой я могла бежать или идти медленно, вдыхая аромат каждого встречного цветка и любуясь пейзажами. Я могла повернуть и направо, и налево. Могла на секунду остановиться, чтобы отдышаться. Все это зависело только от меня. Теперь мне нужно было дышать. Забирая с собой воспоминания пани Стефании, я очень хотела узнать ее историю. Ту историю, которую она не успела рассказать мне.

Руда Пабьяницкая, тридцатые годы

Хенрик Дворак кашлял все сильнее. Вот уже две недели, как он жил в Руде, известной своим благотворным климатом, но ему не становилось лучше. Клару он похоронил три недели назад; видимо, постепенно подходило и его время. Ему было всего сорок два, и он должен был жить полной жизнью, а между тем все указывало на то, что будет лучше, если он уже сейчас начнет свыкаться с мыслью о неизбежном конце.

Он оперся на массивный стул и попытался отдышаться. Это было нелегко. Ему казалось, что еще немного – и его дыхание того и гляди отлетит от него навек.

Рука потянулась за газетой недельной давности. Опять никаких хороших новостей. Как же он устал. Устал от жизни. Он медленно опустился на стул, дрожащей рукой поднес ко рту стакан с холодным чаем. Может быть, что-то покрепче, чем крепкий чай, и взбодрило бы его, но здоровье не позволяло.

Хенрик Дворак сделал много хорошего за свою жизнь и не жалел ни о чем. Казалось, все уже сделано; может, уже пора умирать? Однако у него не было ощущения, что настал именно тот момент, когда надо уйти из этого мира. Но разве для ухода из мира существует «тот», «правильный» момент?

У него было все: деньги, состояние, красивая жена. Клара была очень красива. Можно даже сказать, женщина небесной, эфирной красоты. Но, в сущности, ничего этого ему не было нужно – слишком активно уходил он в дела, в бизнес, слишком далеко уходил от того, что в простонародье называется жизнью. В том числе и от своего здоровья.

Как же трудно дышать. И с каждым днем все труднее и труднее.

Он сделал все, что мог. Совсем недавно построил огромную фабрику, жилой дом для рабочих. У него было несколько магазинов, не только в Лодзи.

У него есть талант приумножать деньги. Его состояние было оценено в пять миллионов злотых. Сумасшедшие деньги.

Когда Клара начала сильно болеть, он решил, что должен уделять ей больше времени, и преобразовал свою фирму в акционерную компанию. Актив был поделен на пять тысяч акций. Он сохранил за собой контрольный пакет, но большую часть собственности распределили между родственниками. В основном это были родственники жены, потому что у него родственников не было, а детей от Клары он не дождался: слабое здоровье жены не предоставило такой возможности.

Он очень устал от всего. В прошлом году из-за кризиса пришлось сократить число занятых, уменьшить зарплаты оставшимся. На территории завода вспыхивали забастовки. Он не хотел в этом участвовать. Сохранил себе около десяти процентов акций, остальное переписал на племянника жены, которого воспитывал с детства. Он знал, что фирма в его руках будет процветать.

Так и случилось. Клеменс только что принял решение о расширении завода, строительстве новых цехов – ткацкого и прядильного, приобрел ткацкие станки, другое оборудование. У Хенрика не хватило бы смелости в такие трудные времена вкладывать деньги в производство, однако он поддерживал Клеменса настолько, насколько был способен. Но теперь даже для этого не хватало сил, потому что он сам нуждался в поддержке и уходе.

Хенрик кашлянул, взглянул на часы. Он ждал Ка-роля Ржепецкого уже третий день. Наверное, ничего не выйдет из того договора, о котором так просила его Янина, жена Кароля. Эта женщина нравилась ему. Иногда она приносила яйца, иногда домашние заготовки. А еще она дала саженцы фруктовых деревьев, чтобы вокруг виллы было красиво. Потом, когда люди стали говорить, что она слишком часто заглядывает к «старому Двораку», перестала приходить. Говорят, что вроде как даже от мужа ей досталось. За якобы амуры с богатым фабрикантом.