— Пусти, баран-голова! — заорала та, прикрываясь.

Да куда там! До Вакула не сразу и дошло, что вовсе он не помогал Параске, а, как бы, напротив, мешал.

Пять дней ехать там, где я на машине проскочил бы за час! Это сильно! Но добраться нужно. Наверняка мой реципиент все бы и профукал, и это если б в снегах не помер. Случайно ли? Или это тоже так задумано — и меня, сиречь того парня, убили преднамеренно?

Я пока даже не брался выяснять, как мог оказаться в чистом поле, припорошенным снегом. Чтобы не оказаться вновь в чистом поле, но по причине нищеты, нужно быстро, очень быстро действовать. Так что мы два дня готовились к отбытию, и дел было — большой воз и хромая тележка.

Сперва я познакомился с мадам Качка, женой Емельяна Даниловича. А как её было назвать? Ну, ведь сущая же мадам. Вся такая а-ля Монмартр, «Ялисейския огороды», прямо так, жеманясь, мне и сказала:

— Мне сам Наполеон ручку целовал.

— Это какой, простите Наполеон? — ухмыляясь спросил я.

— Хвфранцузский, барин, разумеется! — сказала Качка.

И даже перехотелось уточнять. Я разве что вслух не рассмеялся. При этом ей ещё и поверят. А дамочка же будет иметь в виду того Наполеона, что Бонапарт, «с Березины бежавший». И не в курсе, что есть Луи Наполеон, который сейчас то ли рвется к власти во Франции, то ли уже дорвался. Вот бы он в Крымскую еще нарвался на кулак русский, сволота этакая.

Жена управляющего была женщиной основательной, и даже я растерялся, когда она хозяйским взглядом оценивала свое новое жилище. Баба явно берега попутала. Или Емельян ей небылицы рассказывает, повышая собственное эго и зарабатывая очки уважение у жены? Но женщина вела себя, словно не я барин, а Авдотья Качка — барыня. Но нет худа без добра. Эта дамочка, неустанно проявляющая свое невежество, подбила меня на очень интересный вид заработка.

Дело в том, что моя любвеобильная маман бежала с легким чемоданчиком, в котором была даже не одежда, а только самое главное — драгоценности и деньги. Уж не знаю, почему Мария Марковна Шабарина оставила весь свой гардероб, возможно, решила, что купит нужное в… ну, где она там шлендрает. И Параска уже облизывалась своими пухлыми натруженными губками на эти вещи. Но я принял решение продать всю одежду маман.

Мы с Емелей поработали очень плотно. Настолько, что отсыпались теперь в санях. Сперва я очень быстро нашел по бумагам эпизод воровства, а после, управляющий стал работать, как тот пресловутый «электовеник», с которым меня некогда сравнивала мама… моя истинная мама, которую я, скорее всего больше не увижу.

Оставив проверку на потом, я пообещал амнистию Емельяну, если он окажется полезным и поможет решить хоть часть проблем.

Мы искали все, что только можно продать, но так, чтобы без урона чести. К примеру, у отца был небольшой арсенал, как оказалось. Вооружить, пусть и допотопным оружием, даже для этого времени устаревшим, можно было целый взвод, не меньше. Был и порох, отсыревший, по большей части. Ключи от этого арсенала найти не получилось, но кого здесь это остановит — мы под моим чутким руководством взломали.

По словам Емельяна, я ранее и вовсе не заботился о том, что осталось после отца, а к оружию просто боялся подходить. А еще… Что вызывало подозрение у всех, но услышал я об этом только от бабы Марфы, я раньше периодически заикался. Сейчас, слава Богу, таково за мной не водится. И не заведётся.

Узнав, сколько стоит оружие и что из имеющегося можно продать, я приказал дюжину ружей, а также пять сабель сложить в сани, чтобы взять с собой. Что-то внутри умоляло не продавать больше. Наверное, каждому мужчине, который имел дело с оружием и относился к нему, как к другу, порой наделяя человеческими качествами, сложно расставаться с ружьем, или даже, как оказалось, с саблей. Никогда не питал особой любви к холодному оружию, и вот опять.

Выгребали мы всё, что можно поудачней сбыть. Мало того, двух жеребцов, которых, по словам Емельяна, барин не продал бы даже если бы оказался без куска хлеба, я теперь вез с собой в Екатеринослав. Каждый такой жеребец стоил до трех сотен рублей. Конечно, продать за такую сумму не получится, но все же, триста пятьдесят рублей за двух коней выручить можно.

И теперь мы, наконец, въезжали в Екатеринослав. Как же хотелось найти что-то красивое, величественное, особенное в этом городе. Я ещё задолго ломал глаза, уставясь в горизонт, в неясные очертания поселения. Но увы… А еще говорили, что при новом губернаторе город расцветает, мол, Андрей Яковлевич Фабр вдохнул новую жизнь в город и во всю губернию. Именно так писали в том выпуске «Екатеринославских ведомостей», что мне довелось почитать.

Где эта жизнь и где новое дыхание? Разве что веяло изо рта дышавшего запойным перегаром. Впрочем, может, просто не успел? Все же только год у власти.

Несколько зданий, при подъезде к центру города были вполне себе ничего, в классическом стиле и явно недавно отстроенные. В основном же, так сказать, типичный частный сектор. На окраине глинобитные хаты, а дальше всё чаще встречались дома из кирпича, даже и двухэтажные. Что ж, что-то строилось.

— Прибыли, барин, — вымученно выдохнул Емельян.

— Веселее, Данилович! — подбодрил я своего управляющего и хлопнул его по плечу.

Несмотря на показной оптимизм, я только усилием воли не давал угнетенности заполнить сознание. Вокруг такая тоска, серость, темнота, и солнце село уже, как назло. Еще эта грязь по колено. И это я ещё не начал соображать в каких условиях нам придется жить.

— Завтра же пойду искать квартиру, доходный дом в городе есть, — правильно расценив мой скептический взгляд на гостиный двор, поспешил заверить меня Емельян.