Князь узнал, что я беременна, и понял, что теперь разлучить меня с Михаилом будет невозможно, он даже и не пытался скрыть своего разочарования.

– Отчего ты так ненавидишь меня?
– вырвалось у меня невольно.

Он усмехнулся, подбирая слова. Ему хотелось избавиться от меня, и он бесился от бессилия своего.

– Князь Симеон был моим отцом, тебе он только дядя, и лучше тебя не связываться со мной, я за ценой не постою.

Он ушел в тень. Я же только гадала, что еще со всеми нами может случиться.

Оставалось только корить себя за то, что я была так безрассудна, вот уж точно, язык мой -враг мой.

Михаил пришел встревоженный и сказал, что были ханские посланники, но князь не собирается отправляться в орду. Они считали, что он заразился гордостью от князя Симеона, но я знала, что он просто трусоват. И потому он мог натворить любых глупостей, а то и бед.

Мой срок беременности подходил к концу, и дрожала я, как осиновый лист. Я боялась больше всего за ребенка своего.

Когда мне приснилась одна из бабок моих- пленница ханская, я с ужасом металась и противилась. Мне не хотелось повторить ее судьбу, а именно к этому и толкал нас князь Димитрий.

В тот день княгиня Евдокия и пришла ко мне, до сих пор мы так наедине с ней и не бывали почти, было отчего диву даваться.

– Ты бунтуешь против князя, – тихо говорила она, словно боялась, что нас кто-то может услышать,

– Но твои братья в орде, – вырвалось у меня, – и ты не ведаешь, какими бедами это может для нас для всех завершиться?

– Ведаю, но я буду до конца со своим мужем.

– И я буду до конца со своим, – словно эхо повторила я.

И все-таки никогда прежде мне не бывало так страшно, как в те часы и дни.

Я никак не могла успокоиться, и не понимала ее еще больше, чем пока она была в стороне и молчала. Она была самой покорной, самой верной женой, а там, хоть пусть весь остальной мир рухнет – до этого ей не было никакого дела.

Я рассказала Михаилу о ее вторжении. Он долго молчал.

– Любовь может быть слепа и зла, она только слабая женщина.

– Но и он слабый мужчина, кто может отрицать это? А тебе хотелось бы, чтобы я тебя так любила?

– Ты слишком умна, хотя боюсь, что это еще хуже, чем ее глупость и покорность.

Я убедилась, что моего мужа порой было очень трудно понять. И в тот вечер, когда мы поужинали, я почувствовала, что мой ребенок должен появиться на свет.

И провалилась я куда-то в глубины мира. Только боль и трепет, и забытье, и собственные мои крики, которые метались где-то под сводами бани и звучали тут.

А потом пронзительный крик ребенка, хотя казалось, что это мой крик.

– Девочка, Михаил, у тебя родилась дочь.

Но я не могла точно сказать, что это мне не пригрезилось. В видении моем появилась мать, и я поняла, как мне не хватало этой грустной женщины, но разве не я сама от нее в свое время отказалась, о чем же теперь было думать и сожалеть?

В жизни у меня был только любящий и любимый муж- все остальное сон и видение. И еще славная девочка, такая маленькая и хорошая. Я хотела быть для нее любимой и необходимой, и никогда с ней не расставаться, разве я хотела слишком многого?

Князь появился через несколько дней. Среди слуг произошло замешательство. Было видно, что они боятся этого человека. Но я пыталась выглядеть спокойно.

Зачем приходил он, я так и не поняла, может, хотел примириться со мной. Я сказала ему о пророчестве бабушки. Он посмотрел на меня удивленно и ничего не ответил. Только про княжеское одеяние Михаила, я, конечно, не говорила, но про то, что мой муж из-за него погибнет, не удержалась и сказала.

– Ты хочешь, чтобы я к этому спокойно относилась?

Я хотела, чтобы он разубедил меня в этом. Но он так и не произнес ни слова больше. Появилась одна из служанок. Все в те дни текло своим чередом.

Глава 7 Знаки и вести

Какое-то время я занималась только Адой. И ей было все мое время отдано, и все силы. Но потом стала тосковать без мужа, мне пусто и одиноко было в доме моем.

Утром мне пригрезилось, что я осталась в Костроме в доме бабушки навсегда, а Михаил ко мне не пожаловал. Ужас сковал мою душу, и все казалось безнадежным и печальным. В одну из ночей, когда мы были близки, Михаил и сказал о ссоре с князем, и о ссоре князя с Мамаем.

– Татары двинулись против нас, – говорил он в ту ночь.

Мне хотелось бы оставаться спокойной, но это было невозможно. Но моим отцом был Симеон Гордый, и я не собиралась о том забывать тогда.

Потом все закрутилось в огненной пляске, никак не могло остановиться.

Появился Дмитрий Боброк, и его влияние на князя было все сильнее. Я всегда предвзято относилась к этому человеку, потому что ему близок был мой братец, и он завидовал моему мужу, и сожалел, что Михаил всегда был впереди. Он снова появлялся предо мной, иногда бывал странно откровенен. Вот и теперь он говорил о том, что останется в запасном полку и возглавит его, словно намекая на то, что, когда все погибнут, он останется. И еще неизвестно, что случится после сражения.