Шрифт:
Ей все можно…
Блядь, ты сжираешь мои мысли.
Но посмотри на меня. Просто посмотри.
А она не смотрит. Лили — жестокая сука, которая стоит у самой двери слишком долго, будто решается пройти внутрь. Все-таки делает это, но остается стоять далеко. Слишком далеко, чтобы почувствовать ее тепло и запах. А еще ни одного взгляда. Даже мимолетного.
Она слегка хмурится. Изучает пол, а будто слова подбирает, и меня так бесит! Я знаю, что виноват сам.
Она меня боится.
Больно, но я виноват сам. Не было другого выхода? Тоже верно. Когда все было ровно, ей не нужно было повторять дважды. Лили была хорошей женой, даже не учитывая ее строптивую натуру. Мы жили почти нормально. Она делала то, что я от нее ждал, а я не давил на нее, позволяя ей все, что она решит сама.
Но все изменилось.
Это тоже было…кхм, не совсем ошибкой, а точнее, совсем не ошибкой. Необходимое зло. Но она не поймет, да и я бы не понял. Когда в дело вмешиваются чувства, разум идет нахуй. Так всегда бывает, и…
Стоп. Чувства?! Ты обалдел в край! Малик, не тупи.
Или не отрицай? Может быть, этого действительно уже довольно?
– это говорит ангел на другом плече, как в тупом, попсовом мультике или фильме, - Ты испытываешь к ней чувства.
Блядь! Пора бы завалить нахрен. Ага? Супер.
Но ты сжираешь мои мысли, и я не могу этого отрицать. В этом ангел прав. Ты их сжираешь, девочка…
– Я хотела… - Лили говорит тихо, нервно убирает волосы за ухо и хмурится.
Голос неприятно тихий. Это режет, возмущает и немного убивает. Мне не нравится, как она звучит, но я виноват сам — и это аксиома. Необходимое зло в жизни, где правит серая мораль — обычное дело. Хотя последствия от необходимого зла всегда разные. Мне неприятно, что я совершаю его, а ей больно, потому что вывозит она.
Я знаю.
В шестнадцать лет после того, как мое детство кончилось, я впервые испытал жгучую несправедливость. И вроде бы головой ты понимаешь, что так было нужно, а чувства все равно шпарят.
Она еще и не понимает…
Я ловил себя на мысли, что хочу рассказать все, но тормозил. Всегда на тормоз, даже если он аварийный. Пару раз…это почти случилось. Но я ей не доверяю. И не потому, что она может меня подставить. А может быть, отчасти и поэтому. Мне такое тоже не понаслышке известно: создай нужные обстоятельства, бежать будет некуда. Предательство — иногда это единственный выход для выживания.
Тогда почему ты ей не сказал? На самом деле.
Я не хочу об этом думать.
Лили теребит рукава свитера, накручивая его на пальцы, а потом выдыхает.
– Я думаю, что нам с Надией лучше уехать.
Бам!
Как обвал. Взрыв. Тонна рухнувшего стекла прямо на голову. И повод ли это? Возможно, но на самом деле нет. У меня под ногами обрыв. Сорваться бы? Объяснить ей еще раз? И получить свою дозу удовольствия и…блядь, ее. Но что-то останавливает.
Потому что это нихрена не повод, который я ждал. Нет дерзости, огня. Ничего нет, кроме тупого исступления.
Это не повод, а гребаное убийство…
Стараюсь держать себя в руках. Мне хочется, наверно, гаркнуть на нее. Чтобы выбила наконец-то эти тупые мысли из своей башки! Но больше всего мне хочется, чтобы она забыла этот уродский тон. Тихий, забитый, напуганный.
Я не хочу видеть ее такой.
Не хочу! И да. Я могу наорать, конечно, могу даже подойти и встряхнуть. Но это только теория. На практике…не получится нихрена. Я физически на это неспособен, и осознание лупит в мозжечок неожиданно сильно.
Я не смогу причинить ей вред.
Ни за что…
– Куда ты хочешь уехать?
– спрашиваю хрипло, а потом уточняю, - Я же объяснил…
Она нервно жмет плечами и перебивает меня наскоро.
– Я помню.
В гостиной повисает тишина. Лили прикусывает губу, потом оборачивается, будто бы ищет поддержку, и это тоже калит.
Раньше она видела поддержку во мне. А теперь уже нет…
И это твоя вина…
Гребаный ангел.
– Я подумала, что…может быть, поехать на море. Отдохнуть. Надия болела и…