Его дыхание становится чаще. Стоны громче. Руки на моем теле более алчными. Чувствую легкую дрожь, и она ему принадлежит, а это значит…что мы почти на финише.

Перехватывает его запястья и прижимаю к постели, а чтобы он не сопротивлялся, целую. Слегка прикусываю губу, двигаюсь на нем. Еще пару раз. Еще.

Все.

Резко слезаю, а через мгновение Малик кончает себе на живот. Чтобы он ничего не заподозрил, я беру его член в руку и двигаю ей, разгоняя и усиливая оргазм.

Он хватает меня за волосы.

Твою мать…

Тянет к своему паху и хрипит.

– Возьми, раз слезла. Я хочу быть в тебе.

А для меня это красный свет!

Не подумайте, я не ханжа. Мне нравится минет, я люблю секс. Когда Малик лишил меня девственности в медовой месяц, он открыл новый, дивный мир, и мне, как ребенку любознательному, нравилось его изучать. Познать саму себя, свои границы, эту жизнь — было увлекательно. Такое особенное приключение на двоих, но так было раньше.

Потому что я верила, что оно действительно на двоих. А теперь знаю, что нет, никогда не было и никогда не будет. Взять его? Ни за что. Я никогда этого не сделаю больше — знаю. Ни за что…

– Нет.

– Блядь, Лили, не сейчас. Давай…

– Я сказала — нет!

Рычу, стряхиваю его руку и ложусь рядом. Заставит? Пусть попробует. Откушу все, что он захочет засунуть мне в рот. Не пойду на это ни за что. Не после них всех. Не после этой шалавы Элен.

Мне мерзко и отвратительно. Раньше не было. Но мы не в раньше, а в сейчас.

Баста.

Я, может быть, и вода, а даже у воды есть гордость. По крайней мере, в моем исполнении. Пусть и не очень-то ровном…

Лили

Мы лежим молча, а я бесконтрольно сравниваю то, что есть сейчас с тем, что было раньше.

Раньше все происходило по-другому…

От тоски и боли непроизвольно сжимается сердце. Малик всегда обнимал меня, целовал, а я тихо смеялась и не могла сдержать улыбки. В данный момент единственное, что я не могу сдержать — это боль и тошноту оттого, как иногда жизнь резко способна перевернуться с ног на голову.

Прикрываю глаза.

Не рыдай, я тебя умоляю. Не надо. Он не оценит, ему плевать, ты только еще сильнее унизишь себя и вложишь ему в руки поводья над своей душой. Он итак знает, что ты — дура такая! Его любишь. Мало?! Что он сел тебе на шею и ножки свесил, вовсю используя свою власть не только физическую, но и ментальную. Хочешь еще?! Еще больше?! Чтобы об колено крак! И не было тебя больше?!

Нет, не хочу.

Поэтому я прикусываю губу и шумно выдыхаю, крепко прижимая к груди тоненькое покрывало — последний оплот моей защиты, который так легко стянуть при желании.

Он этого не делает, хотя и садится. Я пугаюсь, если честно. Да-да, прямо как та самая мышка, которая угодила в лапы к жестокому сукину сыну (коту, я хотела сказать), любителю не просто играть со своей едой. Издеваться. Мучить…

Мне страшно, что пытка еще не закончена. Унизив меня так, ему будет мало? А что? Звучит вполне в стиле наших сейчас-отношений.

Но Малик не поворачивается на меня. Он потирает глаза основаниями ладоней, а я смотрю ему в спину. Готова в любой момент отпрыгнуть, бороться, кусаться и драться! Но не за себя. Я как будто бы уже приговоренная, а вот Надия? Только ради нее я сохраняю в своей душе призрачный отблеск протеста, которого как бы и нет, но он там теплится. Не для всех. Не для досужих глаз, а для меня, ведь я то знаю, что он есть. Из-за нее…

Он продолжает сидеть долгую минуту, напрягая меня еще больше. Я жду. Как плотно прижатая пружина, считаю гулкие удары своего сердца. В голове возникает странная, пугающая мысль, что, может быть, он все понял? Что это был не порыв страсти, а банальное желание выжить? Даже ей можно наслаждаться, если стать водой, но спроси моего мнения, я бы сказала, что пошел он! И без него я прекрасно бы прожила. Лучше без него.

Во что мы превратились?…

И как всего одно случайное «я вернусь домой пораньше» может перечеркнуть все то, что мне казалось вечным?…Ха…Знаете, что забавнее всего? Я ведь тогда долго не решалась поехать домой. Было дурацкое предчувствие беды. Конечно, я не ожидала, что это будет за беда, скорее пинала на какую-нибудь аварию или внезапно рухнувший кирпич прямо на темечко, поэтому долго уговаривала себя, что «ничего такого не произойдет». По итогу, конечно, случилось сразу все, пусть не случилось и ничего из вышесказанного.

Может быть, лучше бы бахнуло. Целое сердце важнее целых костей. Кости срастаются, раны заживают, а вот душа, порванная в лоскуты? Навеки будет бледно болтаться на ветру, развиваясь своими ошметками и напоминая: тебя предали и обманули. Жестоко. По полной программе. И это твоя вина…

Ведь это моя вина.

Это я поверила в сказочного принца, которого никогда не было. Даже он не виноват! И отец мой не виноват. Никто, кроме меня. Ведь я сама водрузила его на пьедестал и наделила качествами, которых у него никогда не было. Он не притворялся. Он не изображал из себя хорошего. Вечно холодный и молчаливый чурбан. Горячий только на простынях. А я тут любовь великую узрела…боже! От самой себя противно.