Господи…

Серьезно. Вы до сих пор хотите, чтобы я верила в его чувства? Даже не смешно. Точнее, смехотворно. Клоунского носа не хватает.

Наконец, когда Малик заканчивает с ужином, он поднимает на меня глаза.

– Ты доела?

Я вздыхаю. Нет, и он понимает, что есть я не буду.

– Да.

Отодвигаю полную тарелку и смотрю на него. С мольбой. Сама это чувствую, и это унизительно, разумеется, но иногда унижение — меньшее из зол. Плевать. Лишь бы остаться тут…

– Ты собрала вещи?

Блядь.

Душа холодеет, а я не знаю, что ответить. Подбородок начинает трястись, и в моей истерике каждое слово теряет смысл и разделается на части.

Пожалуйста, Господи! Пожалуйста! Оставь ты меня здесь…

Малик хмыкает и встает.

– Понятно. Значит, ты получишь их доставкой, нам нужно ехать. Завтра у меня важная встреча.

– Малик, - беру себя в руки и откашливаюсь, - Давай я останусь тут? Это…

– Я сказал — НЕТ!
– повышает голос, жестко отметая все мое блеяние.

Я аж вздрагиваю. Надия застывает и смотрит на него во все глаза. Малик касается ее взглядом коротко, на мгновение прикрывает глаза, выдыхает и снова смотрит на меня.

– Мы выезжаем через десять минут, Лили. Жду тебя в машине. Не выйдешь сама? Я тебе помогу.

Он разворачивается на пятках и чеканит шаг на выход.

Вот так я снова оказываюсь в Москве.

Когда мы садимся, я прижимаю ребенка к груди и выхожу на улицу. Морозно. Снежинки крупными хлопьями падают с неба, и мне надо шаг сделать. Спуститься с лестницы, подойти к тонированному джипу, сесть в него и вернуться в дом на холме, с которым ни одна из моих шуток больше не выглядит уместной.

А я не могу.

Вернуться обратно — это все равно, что добровольно надеть себе на шею цепь. Ту самую, которых у него явно много в его казематах. Может быть, однажды это место и станет моим концом? Если понимать не буду с первого раза…

– Спускайся, Лили, - шепчет мне на ухо, - И аккуратно. Дай ребенка.

– Нет.

Отвечаю слишком резко, Надию к себе сильнее жму. Малик тихо цыкает и одаривает меня усталым взглядом.

– Лестница скользкая, а она уже тяжелая.

Звучит разумно, но как? Как я ему ее отдам? Мне страшно...

– Лили, - цедит, - Отдай. Ребенка.

Оставлять свое солнышко с его родителями было нестрашно, но с ним? Это другое дело. Его руки — это руки убийцы, и он — это убийца с черной душой, от которой я так хотела оградить свою девочку. Но не справилась. Я не справилась, и сейчас у меня снова нет выхода…

Передаю Надию, а потом припускаю по ступенькам. В спину мне летит предостережение:

– Аккуратней!

Но я его игнорирую и через мгновение уже стою у трапа. Малик делает шаг на землю, и я сразу выхватываю у него дочку. Он закатывает глаза.

– Господи…скачешь, как горная коза. Шею сломаешь.

– И что? Будто ты будешь жалеть, - огрызаюсь.

В спину опять летит предостережение в виде тяжелого выдоха сквозь плотно сжатые зубы. Мол, рот закрой для своего же блага. Ага-ага. Обязательно.

Нет, я не самоубийца, поэтому действительно собираюсь закрыть рот; никакого сарказма.

Эти и занимаюсь.

Всю дорогу до дома я обнимаю дочь и смотрю в окно на неменяющийся, скучный пейзаж. Одни деревья и на этом все. Бесконечная дорога в ад, выстланная моими благородными намерениями…

За что только? Будто в прошлой жизни я была врагом человечества и сама спускала курок людям в голову, раз в этой заслужила…все это! А может быть, так оно и было…

Говорят, нам не даются испытания, которые мы не можем выдержать. Так вот. Тот, кто решил, что я могу выдержать это испытания, явно точил на меня зуб, а так как ничего плохого в этой жизни я так сделать и не успела, то вывод сам напрашивается. И судя по размеру зуба, все совсем печально, конечно же…

Наконец-то мы останавливаемся возле его особняка. Своим я его раньше называла с трудом, теперь не называю вовсе. Это не мой дом, и никогда моим домом не был. И захожу я в него не как хозяйка, а как гостья. Которая, правда, совсем не хочет быть здесь, но да ладно.

Мариам появляется из-за поворота почти сразу; она улыбается открыто и счастливо. Точно рада меня видеть…ну, хоть кто-то, полагаю?

Я передаю ей дочку, она шепчет мне:

– Так хорошо, что вы вернулись…совсем тихо было без вас.

Ага, конечно.

Конечно, это я отношу к первой части фразы, брошенной в качестве насмешки, видимо. Во второй не сомневаюсь. Малик, наверно, не был дома. Тусил по квартирам в Москве, где, наверно…

– Ооо…какие люди, - мои мысли перебивает хорошо знакомый голос.