Застонав, я начала шевелиться, подбирая руки под себя. Я с трудом разлепила веки и увидела серый камень и лужу слюны и крови. Перевернувшись на спину, я увидела единственный стол, привинченный к камню, и два стула под ним. Я была в комнате для допросов управляющего.

В голове у меня стучало, как после недельного запоя, — неприятное ощущение, с которым я с тех пор сталкивалась не раз, а лицо казалось одеревеневшим и опухшим. Я вспомнила, как Приг ударил меня, и осколок зеркала все еще торчал у него из шеи. Я попыталась улыбнуться, но моя щека вспыхнула от боли, словно огонь пробежал по моей плоти. Рана все еще не была перевязана. Из рассеченной плоти все еще сочилась кровь.

Я с трудом села, держась за ребра. Я была убеждена, что Приг или другие пнули меня после того, как я упала. Я впервые испытала восхитительную боль от сломанного ребра, и я быстро поняла, насколько это изнурительно. Потребовалось немало усилий, и я не раз вскрикнула от боли, прежде чем сумела взобрался на один из стульев. Сидя в этой комнате, я спросила себя, смогу ли я когда-нибудь снова нормально ходить. Я думала, что боль искалечила меня.

— Блядь! — Я уронила голову на стол и заплакала. Боль в ребрах вскоре прекратила рыдания. Я увидела свою правую руку, кровь замочила повязку. По крайней мере, это вызвало улыбку на моем лице — кровь Прига на своих руках. Надеяться на то, что он мертв, было слишком, поэтому вместо этого я надеялась, что научила этого мерзкого ублюдка бояться меня.

Когда дверь в камеру для допросов наконец открылась, я даже не подняла голову от стола. Я услышала шаги, когда управляющий приблизился и опустился на стул напротив меня. Я услышала, как дверь снова закрылась, и стала ждать, когда управляющий что-то скажет. У меня не было сил на его игры. Я хотела только одного — свернуться калачиком рядом с Джозефом и уснуть.

Я думаю, что именно мысль о Джозефе укрепила мою решимость. Я была не единственной, кого избил Приг, и, ударив бригадира ножом, я подвергла Джозефа еще большей опасности. Я знала, что Приг ни за что не удовлетворит свой гнев одним-единственным избиением — хулиганы никогда этого не делают. Для них существует только нарастающая череда преступлений и недостаточного возмездия. Я поняла, что их будет больше. Приг не успокоится, пока один из нас не будет мертв — скорее всего я, — и даже тогда он просто выберет какую-нибудь другую жертву. Такие ублюдки никогда не бывают счастливы, если не мучат кого-то другого, как будто они могли улучшить свою никчемную жизнь, макая других в дерьмо.

Мне потребовалось немало усилий, чтобы поднять голову и сесть прямо на стуле. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что это должно было быть легко, но в то время это казалось героическим достижением. Управляющий наблюдал за мной с любопытством на своем ястребином лице. Это был первый раз, когда я по-настоящему почувствовала себя заключенной. Я была одета в лохмотья, скрепленные грязью и надеждой, кровь текла из дюжины разных мест, все остальное было в синяках. Управляющий был в безупречной военной форме. И тогда я поняла, что он собирается мне предложить.

— Я могу все это прекратить, — сказал он.

Надо отдать должное этому червю, он знал, что делал. Если бы он предложил мне сделку чуть раньше, я бы посмеялась, и это укрепило бы мою решимость, но он ждал, пока я не окажусь на дне. Он ждал, пока я буду избита и окровавлена, пока единственный человек, о котором я действительно заботилась, не окажется в подобном состоянии. Хуже всего было то, что я знала: Приг не остановится и с этого момента он станет только хуже. Более мстительным. Более жестоким. Управляющий был единственным, кто мог это остановить. Он это знал. И я это знала. Клянусь всеми рябыми двуличными говнюками, он победил, и мы оба это знали. У него даже не хватило такта не выглядеть самодовольным по этому поводу.

— Возможно, ты все еще думаешь, что кто-то из остатков империи Орран придет тебя спасать? — Управляющий помолчал и покачал головой. — Империи Орран не существует. Весь род Орранов был уничтожен. Ваш император мертв. Он умер еще до того, как ваши армии сложили оружие.

Правда — это наводнение, вода прибывает, пока мы прячемся в домах самообмана. Наступает момент, когда вода начинает просачиваться под дверь и сквозь щели в окнах. От правды нельзя ни спрятаться, ни забаррикадироваться. От нее можно только убежать, а мне бежать было некуда. Это имело смысл. Я всегда спрашивала себя, почему армия Оррана сдалась. Мы могли бы продолжать сражаться. Я могла бы продолжать сражаться. Но прозвучал призыв сложить оружие, и теперь управляющий объяснил мне, почему. Я знала, что это правда. Двери распахнулись, окна треснули, и внутрь хлынула вода. И я утонула в правде.

В это мгновение я почувствовала, как внутри меня что-то лопнуло. Надежда разбилась вдребезги, и я могла только смотреть на осколки, не представляя, как собрать их снова. В это мгновение я увидела, как передо мной раскинулось мое будущее. Я могла прочесть его по сломанным костям, от которых я буду страдать, и по шрамам, которые останутся на моей коже. Сколько пройдет времени, прежде чем Приг переусердствует с побоями? Сколько пройдет времени, прежде чем он сделает со мной или Джозефом что-то такое, что не заживет? Что, если он уже это сделал?

И управляющий предлагал забрать меня от всего этого. У меня не было надежды на спасение от людей, которые меня вырастили и обучили. Империя, которой я поклялась служить, исчезла. Но управляющий был тем спасением, которого я ждала. Он был ответом. Он, который всегда задавал мне только вопросы. Он пытался помочь мне, предлагая еду и свежую одежду. Я подняла глаза и увидела, что он кивает мне с искренним беспокойством на лице.

— Я могу это остановить, — повторил он. — Мне нужно только одно твое слово, Эскара. Только одно слово, и тебе не придется возвращаться туда. Я пришлю людей, чтобы они вытащили и Джозефа. Всего одно слово, и ты снова сможешь увидеть небо.