— Спасибо, но пока нет, — отрезал валютчик, наблюдая, как двое рабочих стеклят окна пассажа, выбитые ураганом. — Я никому не продам твой кофе. Иностранцы им затарились, нашим пока не до того. С прошлого раза две пачки остались, у самого выручка упала: торговцы зализывают раны и за товаром не ездят, не нужна им валюта, только бабки старье несут да иногда — золото. Но это ведь не живые деньги, а траты.

— Жаль, — вздохнул я. — Ну да ладно.

Ну не просить же у него в долг под проценты, когда есть Каналья, который копит на мотоцикл, и бабушка что-то может подкинуть, а я за неделю с ними расплачусь.

Если не выручат, продам акции «МММ». Жаба квакнула и навалилась пузом. Ша, зеленая! Из-за тебя столько людей прогорело в той реальности и прогорит в этой. Надо будет — поменяю.

Жаба квакнула, что до нового года осталось три недели, то есть трижды акции прибавят в цене! И если прибавка будет составлять хотя бы 5000, я потеряю два миллиона!

Так, жаба, уймись. Семьдесят тысяч я потеряю с трех акций, и то как посмотреть, приобрету-то гораздо больше: миллионов шестьдесят.

От мысли о таких деньжищах в зобу дыханье сперло. Но память напомнила, как я с приятелем поехал в Зареченский парк, и он устроил мне экскурсию по рублевке, показал строящиеся коттеджи по пятьсот миллионов, и пыл остыл.

— Видно, что тяжко вам пришлось, — посочувствовал мне валютчик. — Раз так расстроился, значит, деньги срочно нужны. Могу посоветовать одного товарища, он под проценты занимает…

Вспомнилась история Игоря-боксера, как обворовали его отца, а потом эти же воры требовали деньги. Я мотнул головой.

— Спасибо, не мой вариант. Выкручусь.

— Ну, как знаешь.

К валютчику подошла старушка со свертком, начала его разворачивать, я помахал рукой, прощаясь, оседлал мопед и поехал к Каналье. Терпеть не могу никого ни о чем просить. Вроде понятно, что ничего предосудительного в этом нет, я ж ненадолго возьму деньги, ничьи планы не нарушу. К тому же близкие люди всегда рады помочь, особенно бабушка, так она чувствует себя нужной. А все равно стремно.

Гараж Канальи был виден издали. Точнее, виднелось скопление покореженных машин на обочине, раз, два… шесть штук! Три «жульки». Два «Москвича» и «Волга-24» без стекол, со смятой крышей. Остальные машины были повреждены меньше: где крыло, где капот.

В гараже грохотали «Роллинги», что-то лязгало.

Спешившись, я обогнул старый «ушастый» «запорожец» и древний праворульный «ниссан», заглянул в гараж и увидел за станком усатого Олега кунг-фу. Возле ямы, над которой стояла «двойка», на корточках сидел… узбек Алишер! И держал ключ, готовый его подать, надо полагать, Каналье.

Жени-космоса поблизости не наблюдалось.

Прислонив мопед к стене, я подошел к яме, чтобы вызвать Каналью на диалог. Заметив движение за спиной, узбек обернулся и расплылся в улыбке.

— Павел! — Выпрямившись, он протянул мне руку, но сразу же опустил ее, перепачканную маслом, объяснил свой жест: — Увы, не получится: грязная. Видишь, я работаю. Ты не против, если я тебе деньги завтра отдам? А то поиздержался.

Он выглядел, как узник Бухенвальда, аж почернел бедолага, скулы заострились, глаза ввалились.

— Можно, — кивнул я, понимая, что мне эти две тысячи погоды не сделают, и спросил для поддержания беседы: — Как ты пережил эти дни?

Он нахмурился, потер переносицу, но все-таки ответил:

— В тот же день купил продуктов, разбил палатку, костер недалеко от Глебовки, но начался ветер, и я проник в брошенный дом да там и сидел. Хорошо печка была. В общем, спасибо тебе, если бы не твои деньги, окочурился бы от голода…

— Ключ! — крикнул Каналья из ямы, протягивая руку и не глядя на нас.

— Привет! — Я хлопнул по ней, и лишь тогда Алексей на меня посмотрел, лицо его стало злым.

— Пашка, не время для шуток, некогда.

— Вж-ж-ж, — ответила ему болгарка, которой работал Олег.

— Поговорить надо, — сказал я и добавил: — Не поболтать, а серьезно.

— Давай я тебя сменю, — предложил Алишер, и они поменялись местами.

Каналья вышел из гаража под песню «Paint it black», растопырил руки. Я без слов понял, чего он хочет, достал из кармана сигареты и спички, прикурил и сунул ему в зубы сигарету.