Раньше, давно, я любила дождь. И воду. Туманное озеро в старом имении отца. На рассвете там иногда можно было увидеть розовых цапель, и я выбиралась из окна по решетке для цветов и бежала через луг босиком по росе. Я заходила по щиколотки, держа в руках уже и так мокрый от утренней травы подол ночной сорочки, и замирала. Вода под одеялом тумана была теплой, а дальше, на отмели, почти в центре озера, танцевали цапли, и пронизанное светом марево завивалось под распахнутыми крыльями длинными жемчужными спиралями.

Спустя примерно час я остановилась, присела на случившийся рядом камень с гладким верхом. Видимо, не только я использовала его как скамейку, чтобы передохнуть. Заблудиться не боялась. У поворота, куда мне следовало свернуть как раз после камня, приткнувшись на краю укатанной колеи имелась деревянная шильда, указывающая направление к деревне.

С собой у меня была небольшая фляга с холодным чаем, которым я запаслась на кухне с самого утра и выслушала, как идти в деревню от Рин уж не знаю в который раз. Про запрет покидать поместье она не упоминала. А даже если бы и упомянула — это мой выходной.

Я честно поступила, как советовала мадам Дастин, но те травы, что мне доставили, идеально подходили для чая или отваров, но никак не для оберега. Никаких странных случаев с внезапными смертями больше не происходило, разговоры притихли, а я решилась на небольшое путешествие. Заодно прогуляюсь по берегу.

Черная лошадь нагнала у поворота. Глупо, но услышав перестук позади, я ускорила шаг. Было даже желание юркнуть под тень деревьев и притаиться между старых шершавых стволов, зажав рот ладошкой, чтобы не вырвалось ни звука, но меня все равно уже заметили. И записали в число закоренелых нарушителей дисциплины. Поэтому продолжила идти как шла.

??????????????????????????

Осаженная лошадь всхрапнула, повинуясь поводьям, забрала чуть вперед и преградила мне путь. Стек хлопнул по сапогу, я скосила глаза, остановилась, но головы не повернула.

— Дайте сюда ваши руки, мисс Дашери, — недовольно произнес всадник.

— Высечь хотите?

— Было бы не лишним, поскольку слов вы не слушаете.

Мы посмотрели друг на друга одновременно. Эдсель чуть сдвинулся в седле и, переложив поводья в левую, правую руку протянул мне. Маска, что была на нем, похожая на язык застывшего тускло серебряного пламени, нравилась мне больше холодной бело-золотой. А потом… Это солнечные лучи так упали. Как молния. Ветер наверху качнул изумрудные кроны и свет, прокатившись по маске, запутался в вязи узора. Ему больше некуда было деться, кроме серых глаз. А вот и гром — его раздраженный голос.

— Опять заставляете ждать?

— Будет лучше, лорд Эдсель, если каждый останется на своем месте. Вы продолжите свою прогулку, а я свою.

И, обойдя лошадь, направилась дальше по дороге. Время, что мы не виделись, сыграло со мной шутку. Не успокоило, наоборот.

Пусть бы он уехал. Отпустил меня.

Он отпустил. Ненадолго. Я не особенно слышала — сердце билось. И видела не особенно. Даже то, что было под ногами, что уж говорить про затылок и спину, где глаз вообще природой не предусмотрено.

Рывок вверх, заставивший ком сжатого, замершего в моей груди воздуха ухнуть в желудок. Затем каменная хватка ослабла. Поводья снова были в обеих руках. Красивые руки, уверенные, в молниях чуть проступающих над кожей вен, большие ладони, пальцы длинные… Колея дороги покачивалась внизу, а прямо передо мной чуть подрагивала блестящая черная лошадиная грива. Я шевельнулась, и локти Эдселя сжались по бокам, как тиски.

— Не ерзайте, если не хотите свалиться.

Я не хотела, падать с лошади — вещь малоприятная. Но чтобы остановить скольжение, мне нужно схватиться за что-то… За него. А он и так… Так близко, что я снова слышу звук метронома. Стучит быстрее. Или это мой пульс? Потому что когда Эдсель говорит, его голос касается моей кожи. Я слышу тепло его тела своим. Мои руки… Это страх заставляет их дрожать или желание обхватить его, опустить голову, чтобы метроном стучал под щекой

Два оглушающих удара, пауза как провал, обрыв, и снова набатом.

Как страшно… Страшно глупо… Стоило бежать сразу же, как я поняла, что он мне нравится. Но так хотелось остаться, а сад оплел ноги вьюнками, убаюкал шелестом, приворожил, привязал меня к себе, но крепче — серое в глазах. Я твердила — не так, не бывает, чтоб вот так вдруг. Я хорошо умею лгать себе, а тут не выходило.

— Перекиньте ногу и перестанете сползать, — хрипловато, как шуршащий на дорожке сада гравий, но голос у Аларда Эдселя такой и есть.

И я послушалась. Ему ведь совсем не обязательно знать, что со мной происходит. Ему очень даже обязательно не знать. Потому что я хочу остаться. Чтобы был заросший сад, дом, где замирает время, и шуршащий на дорожке сада гравий.

Лгать окружающим проще, чем себе. Это все равно что маску надеть. Тогда — не узнает.

— А вы не такая легкая, как казалось.

— А вы не такой воспитанный, как казалось.

Отвечать не думая… С ним это легко. Пусть. У меня выходной. Я побуду беспечной всего один день. Сегодня я не помощница экономки в доме, где он — хозяин. Сегодня я просто…