Мои руки тоже были за спиной. Я следила за ногами Эдселя и никак не могла вспомнить, когда успела натянуть края рукавов и спрятать запястья и кисти. Я в этой нише со столом, как мышь в углу за кадкой. У меня даже платье серое, мое. Оба служебных, что мне выдала Лексия — в чистке.

Кот… Эдсель остановился. Мы стояли друг напротив друга с руками за спиной, словно у каждого из нас по ножу, которыми мы хотели ранить себя, но случайный свидетель помешал, и теперь нам стыдно за минуту слабости.

— Я слышал вы собираетесь в деревню.

Он смотрел мне чуть выше макушки, я ему — на узел шейного платка и кадык, немного рвано двигающийся в такт произносимым словам, будто ему было тесно в оковах воротника.

— Слышали?

— У стен есть уши, а у слуг — языки.

Желтоватый камушек на булавке, удерживающей платок, мерцал, когда грудь Эдселя чуть приподнималась во время дыхания. Как море. Чуть лениво. Равномерно.

А в столовой, кажется, открыто окно, иначе откуда тянет свежестью и ветром.

— Не ходите. По крайней мере, до ближайшей грозы. Сх о дите после.

— После может быть поздно.

— В таком случае, я прямо запрещаю вам покидать пределы поместья, — отчеканил Эдсель.

— Не имеете права, я вольна распоряжаться своим свободным временем по своему усмотрению.

— Если вам так уж приспичило, — процедил он, — я сам вас провожу.

— Это совершенно исключено, — как можно спокойнее проговорила я, хотя до спокойствия мне было далеко.

Говорите, вы тиран и самодур, лорд Эдсель? Что ж, склонна согласиться. И вообще, что за муха его…

Два его шага и конец приличиям. Между нами даже стула теперь нет. Хорошо хоть руки за спиной держит. Он был не на много выше меня, но все равно умудрялся нависать.

— Что вам за дело до грозы? — проговорил мужчина, сузив глаза.

— А вам до моих выходных?

— Элира…

— Ала..

— Алард? — мадам Дастин выплыла в холл из столовой. Эдсель тут же развернулся к ней.

О, небо… Меня бросило сначала в жар, потом в озноб, надеюсь, никто из них не услышал… Я посмела назвать лорда Эдселя по имени, будто мы ровня.

Я села обратно за стол. Почти упала. Поспешила занять руки тем, что мне надлежало делать вместо того, чтобы спорить с Эдселем. Как жаль, что писем так мало, мне совсем не хватит, чтобы успокоится.

— Милочка, оставьте Аларду эту писанину, — прокомментировала мое рвение в работе Лексия, — он сам разберет, все равно письмами по большей части камин кормит. Мне срочно нужна компания. Там уже экипаж готов, так что вам немного минуточек, чтобы навести красоту. Мы едем смотреть обивки. Я и так с этим неоправданно затянула.

Я воспользовалась возможностью улизнуть с огромным удовольствием. Однако, закрыв за собой дверь своей комнаты, не чувствовала себя в безопасности. Воображение принялось подсовывать картинки, как Эдсель здесь бродит. Касается столбика кровати, замирает напротив туалетного столика, берет в руки оставленную там расческу, заглядывает в шкатулку с мелочами вроде брошек, шпилек и гребешков. Я с опаской посмотрела на постель. Покрывало было чуть подернуто вверх и край моего чемодана с сокровищами поблескивал медной набивкой на уголке. Заглядывал? Хотя я и сама могла неровно застелить и не одернуть как следует.

Лексия ждала. Я не стала менять платье, только надела другой воротничок, не такой строгий, ажурный, из белоснежного кружева. Почти пелерина. Он закрывал плечи и завязывался впереди на жемчужную ленту. Так что я из унылой гувернантки сразу превратилась в леди. Это подтвердила та самая полированная медная пластина на подставке, о которой говорил Эдсель и которая действительно была зеркалом, очень старинным, без всякого серебра. Только из обычных зеркал с амальгамой, куда добавляли серебро и ртуть, на меня смотрело чудовище. Серебро лучше всего реагирует на магию.

Любопытно, чем хозяину дома так неугодно мое желание провести выходной за пределами поместья? И еще, он мне запретил, а мадам Дастин велит ехать…

— …глаз не спущу, — донеслось до меня из холла немного озадаченным голосом Лексии, потом быстрые шаги вверх по лестнице.

Когда я вышла, там была только мадам и маленький саквояжик, который я, не спрашивая, подхватила, и мы вышли.

У крыльца стояла двуколка с поднятым верхом. Выходит, и ворота починили, раз сюда экипаж подали. Возница, не Ганц, какой-то незнакомый молодой парень, помог Лексии и мне сесть, подставив руку в перчатке. А я о перчатках снова забыла. В обители их никто не носил, и я отвыкла тоже, хотя поначалу без них, не прикрывающих мои кисти и запястья, со следами кровоподтеков, чувствовала себя голой.