Комната окутана утренней тишиной, и только легкий шум откуда-то издалека наполняет пространство жизнью, которой мне не хочется касаться. Здесь, в этой мягкой постели, я пытаюсь удержать то хрупкое спокойствие, которое накрыло меня во сне, когда мама была рядом.

Пальцы машинально скользят по одеялу, словно они пытаются ухватить что-то неуловимое, оставшееся после ночных грез. Тяжесть на душе давит сильнее, но я не могу сдвинуть её. Невыносимая пустота, которую оставила мама, вновь разрастается, заполняя каждый уголок моего сознания. Порой, кажется, что, если я буду думать о ней достаточно долго, она появится рядом, так же как во сне. Но ничего не происходит. В реальной жизни так не бывает.

Поднимаю своё тело с кровати и несу его сначала в ванную, а затем в детскую, где спит Даня. Тихонечко приоткрываю дверь и слышу, как он сладко посапывает, сбросив с себя одеяло. Его кровать в виде автомобиля выглядит так уютно. Красный корпус с яркими фарами словно на страже его снов. Даня спит спокойно, прижимая к себе любимую игрушку — старенького медвежонка с чуть потертым мехом.

Смотрю на него с лёгкой улыбкой и вздыхаю. В такие моменты мне всегда хочется верить, что у него всё будет хорошо. Что он никогда не узнает, каково это — терять кого-то так, как потеряла я. Он ещё слишком мал, чтобы понимать весь груз, который свалился на меня, на нас. Но его тихое дыхание, невинные сны — это то, что сейчас даёт мне силы. Хотя бы ради него стоит бороться дальше.

Подхожу ближе, осторожно поправляю одеяло, укрывая его. Даня начинает ворочаться, затем, зарывается в подушку, и я, задержав дыхание, наклоняюсь и целую его в лоб.

Выхожу из комнаты тихонечко прикрывая за собой дверь. Спускаюсь на первый этаж, прохожу мимо кухни и замираю прямо на пороге, увидев у плиты Тихого? Может мне привиделось? Еще раз, на всякий случай тру сонные глаза. Нет. У плиты действительно вижу Тимура. Бросаю взгляд на большие напольные часы — семь тридцать.

Сам Тимур Эльдарович, стоящий у плиты на кухне, — это зрелище, которое я никак не ожидала увидеть. Он что-то делает с сосредоточенным выражением лица, и его спокойная уверенность в каждой мелочи — от движения ножа до того, как он кидает овощи в сковородку — совершенно выбивает меня из колеи. Неужели он действительно готовит? Для кого? Для себя? Для нас?

— Ты долго еще будешь топтаться на пороге? — не поворачиваясь спрашивает он.

Странно… Как он меня увидел?

Мне становится неловко, как будто я вторглась в чужое пространство. Хотя, это он вторгся на территорию Валентины Петровны.

— Доброе утро, — тихо произношу, осторожно ступая на кухню.

Тимур поднимает глаза, его взгляд на секунду останавливается на мне, затем он кивает, продолжая работать с ножом.

— Доброе, — отзывается он спокойно, словно всё так и должно быть.

Я подхожу ближе, пытаясь не делать резких движений. Чувствую, как тепло плиты согревает кухню, и запах жареных яиц наполняет воздух.

— Вы готовите? — спрашиваю почти шёпотом, пытаясь осмыслить происходящее.

— Кажется, да, — он на секунду останавливается и смотрит на меня. — А что, есть претензии?

Сложно сказать, почему я так растерялась. Возможно, дело в том, что всё, что связано с Тимуром, никогда не укладывалось в рамки обычной рутины. А сейчас он стоит на кухне и жарит, — заглядываю на содержимое сковородки, — омлет с овощами. Словно это дня него самое естественное занятие в мире.

— Нет, просто… странно это, — говорю, пытаясь справиться с внезапно накатившими эмоциями. — Вы обычно не готовите.

— Ну, Петровны сегодня не будет, а у меня гастрит, — отвечает он, бросая короткий взгляд в мою сторону. — Мне нельзя быть голодным.

Что у него? Гастрит? Боже мой, а мне он казался каким-то бессмертным титаном. Я думала, что он и слов то таких не знает.

— Ты сама-то нормально питаешься, или как получается?

— Как получается, — мямлю в ответ.

Тимур тяжело вздыхает и поворачивается ко мне всем телом, наклонив голову набок, словно оценивая.

— Я так и думал, — его голос звучит спокойно, но с неким авторитетом. — Чтобы ела минимум три раза в день! Поняла?

Странная забота с его стороны, но черт побери, мне это приятно.

— Поняла, — киваю.

Тимур возвращается к готовке, а я стою рядом, не зная, что делать. И от этого возникает странное чувство беспомощности.

— Идём, садись, — через пару минут говорит он, подвигая мне тарелку с омлетом и обжаренными овощами.

Я сажусь за стол, всё ещё чувствуя себя не в своей тарелке. Смотрю на тарелку перед собой и вдруг понимаю, что мне действительно нужно это — простое, тёплое внимание, забота, хоть и непривычная от него.

— А вы? — спрашиваю, надеясь, что это хоть немного смягчит нашу неловкую обстановку.

— Буду, только в спальню схожу за телефоном, — он улыбается уголками губ.

Тимур разворачивается и выходит из кухни, оставляя меня наедине с тарелкой омлета. Я пододвигаю стул поближе к столу и, машинально накалывая вилкой кусочки овощей, невольно размышляю над всем происходящим. Всё это кажется каким-то сюрреалистичным. Тимур, строгий и всегда сдержанный, вдруг проявляет заботу, причём в такой тихой, почти домашней манере, которая никак не вписывается в его образ.