— Лицо вроде бы знакомое… даже очень…

— Я — Голубев.

— Голубев? Ну как же! Теперь узнала… Сколько времени прошло с тех пор, как мы с вами встречались?

— Три года.

— Да, верно. Три года!

Осённова вспомнила о том, что столкнуло тогда ее, начальника отдела по делам несовершеннолетних, и этого юношу, ныне представшего перед ней в облике бравого курсанта.

Прокуратура Куйбышевского района расследовала уголовное дело о разбойном нападении на гражданина Н., совершенном группой подростков. Среди них был и Голубев. Осённовой пришлось тоже заниматься этим делом, потому что уж слишком много было за Голубева ходатайств. Обращались с места работы отца, матери, из других организаций, просили не судить Голубева, передать его на поруки. Но Осённова твердо стояла на своем: никаких снисхождений. Судить! Ведь что такое взять на поруки? Это значит, что виновного освобождают от наказания, связанного с лишением свободы, а подчас и вовсе от суда. Перевоспитание его берет на себя коллектив предприятия или учреждения, общественность. Мы знаем немало примеров, когда берущие на поруки серьезно относятся к своим обязательствам. Но бывает, к сожалению, и другое. Обратившись с ходатайством о передаче виновного на поруки, добившись удовлетворения просьбы, в коллективе тут же забывают о своем подопечном, контроль за его поведением не осуществляют или делают это формально.

Но в истории с Голубевым даже не это заставило Лидию Александровну Осённову ответить ходатаям отказом. Уж слишком серьезным был проступок парня.

— Да, Лидия Александровна, это вы настояли, чтобы меня судили, — сказал Голубев, словно угадав, о чем думает прокурор. — Хотя я лично не грабил, не избивал того человека, а только «стоял на страже», следил, чтобы не помешали прохожие. Суд приговорил меня к двум годам лишения свободы.

— И теперь вы пришли, чтобы высказать мне свою обиду?

— Что вы, Лидия Александровна! — воскликнул Голубев. — Я пришел, чтобы сказать вам… спасибо. Да, да, не удивляйтесь. Спасибо за урок, который я получил на всю жизнь. Вы были правы: не судить меня было нельзя. Но только понял я это не на суде, а позже — в колонии. А вначале был, конечно, убежден, что не виноват. Ведь грабили они, мои товарищи…

— Так называемые товарищи, — поправила его Осённова, — которые подговорили вас бросить школу, чтобы бесцельно бродить по улицам, научили пить водку…

— Совершенно верно. И все-таки я считал себя лучше их. Ведь я не избивал, не грабил, а просто смотрел. И как злился тогда на вас, когда вы называли меня малодушным, трусом, считали еще более опасным, чем те ребята. И только потом осознал свою вину. Я ведь мог повлиять на своих дружков, остановить их, не допустить преступления, а вместо этого спокойно ушел вместе с ними, оставив на холодной земле раздетого, избитого человека.

— Значит, вы осудили свой поступок?

— Не только. Я решил изменить свою жизнь. Как видите, теперь я курсант военного училища, хочу стать кадровым военным.

Долго продолжалась беседа, а когда Голубев ушел, Лидия Александровна задумалась: вот они, плоды строгой доброты! Человеку нужно верить. Верить в возможность его исправления. Но в исправление не путем освобождения от наказания, а именно в результате наказания. Потому что нередко только оно, это «горькое лекарство», способно окончательно «излечить» человека.

В наши дни еще совершаются преступления, которые в соответствии с законом квалифицируются как грабеж, разбой, хулиганство. Но если сопоставить то, что скрывалось за этими определениями три-четыре десятка лет тому назад, с тем, что имеется сегодня, сразу бросается в глаза резкая разница в существе, масштабах и происхождении правонарушений.

В первые годы жизни Советского государства воровство, налеты и грабежи носили характер стихийного бедствия. В городе орудовали банды. О некоторых из них мы уже рассказывали. С большими трудностями приходилось выкорчевывать массовое хулиганство и бандитизм. Но уже в середине тридцатых годов с этим видом преступлений в основном было покончено. Последнюю бандитскую шайку в Ленинграде ликвидировали в 1934 году. Это была шайка бандитов-хулиганов, которая терроризировала трудящихся Володарского (ныне Невского) района. Ее возглавляли братья Шамогайловы, лишенцы, бежавшие из мест высылки. Организовав вокруг себя всякий сброд — остатки деклассированного элемента, они грабили людей, избивали, а порой и убивали передовых рабочих, комсомольцев. Когда члены шайки были арестованы, коллективы заводов Невской заставы потребовали самого строгого наказания хулиганов и бандитов. 17 июня 1934 года состоялся суд. Пять человек были приговорены к расстрелу, остальные тоже понесли заслуженное наказание.

Нынче нет и не может быть таких организованных преступных формирований, какие существовали в двадцатые годы. Хотя и теперь еще некоторые молодые люди, особенно подростки, совершают преступления в группе. Но преступная деятельность такой группы ограничивается совершением в основном какого-либо одного преступления. Да и состав этих групп свидетельствует не о преступной сути их участников, а скорее о неумении найти себе занятие, разумно организовать досуг, о неверно понимаемом чувстве долга, товарищества. Все это позволяет органам правопорядка не только своевременно разобщить и ликвидировать подобного рода группы, но и быть уверенными в возможности полного исправления и перевоспитания их участников.

Среди части юристов еще иногда бытует, к сожалению, ошибочное мнение, будто дела о преступлениях, совершаемых подростками, нетрудные. Глубокое заблуждение! Дела, в которых замешаны подростки (будь это срыв телефонных трубок в кабинах телефонов-автоматов или ограбление пьяного), требуют от следователей большого мастерства, знания особенностей юношеской психологии, основ педагогики, разностороннего жизненного опыта. И не случайно в личных библиотеках следователей можно встретить книги Ушинского, Макаренко, Сухомлинского, учебники по психологии и педагогике. Следователь, имеющий дело с подростками, сам в какой-то степени педагог, воспитатель.