– Точно под дурачка закосит! – пощелкал с сожалением языком Галкин.

– Экспертиза будет назначена, товарищ подполковник. И если его признают невменяемым, то отправят на длительное лечение, – ответила Маша.

– А если нет? Если не признают невменяемым? Тогда адвокат найдет множество причин его оправдать? Вспомнят о детских проблемах, болезни, лечении в стационаре. Все это смогут подтянуть как смягчающие вину обстоятельства. Дуреха девчонка. Ох и дуреха, – с непонятной жалостью проговорил подполковник. – Все-то у нее пошло кувырком после того, как связалась с этим Ложкиным. Он вот жив-здоров. И выступает в роли свидетеля. А ее нет! А если бы и была, то под суд пошла бы за убийство Носова. Так ведь?

– Так точно, товарищ подполковник. Доказательной базы достаточно, чтобы обвинить Анну Листову в убийстве Носова.

– Ну что могу сказать, майор, отличная работа. – Он захлопнул пухлую папку с делом, двинул ее по столу в Машину сторону. – Ну а с кондитерами-то что? Не делай таких глаз, Маша! Знаю, что за моей спиной ищешь. Ну? Докладывай! Кто помог умереть бедной Фаине Сушилиной? Муженек позарился на ее страховку или его любовница?

– Вы и про страховку уже знаете. – Маша подавила улыбку, восхищаясь Галкиным.

– Если я о чем-то умалчиваю, то это не значит – не знаю. – Галкин принялся привычно барабанить по столу. – Итак? Кто?

– Любовница Сушилина – Ирина. Именно она поехала к кондитеру Катерине, когда узнала от Сушилина о существовании компромата. Намеренно он ей сообщил или нет, непонятно. Он пожимает плечами и утверждает, что просто так ей сказал. Позвонил и назвал ее дурой. Мол, нарисовалась в вечер гибели его жены в кондитерской и попала под камеры, и видео есть у одной из сотрудниц. Назвал ее имя. Эта Ирина, узнав адрес Катерины, опять же от Сушилина, – он этого не скрывает, – поехала к ней. И как она теперь пытается убедить следствие соседнего отдела, хотела просто поговорить с Катей. Уверить ту, что она не виновата в гибели Фаины, попросить перестать заниматься шантажом и все такое. Но Катя якобы начала орать и выталкивать ее из квартиры. Они подрались. Катя упала и ударилась виском о тумбочку в коридоре. Ирина убежала с ее сумочкой, в которой была флешка.

– Записи коллеги просмотрели?

– Так точно. На них ничего такого, что позволило бы обвинить Ирину в смерти соперницы. Доказать, что она втолкнула Фаину Сушилину в холодильник и захлопнула за ней дверь, невозможно. Да, бродила по кондитерской, попала под камеру. Но и только. Время открывания и закрывания двери холодильника не совпадает со временем, когда Ирина там засветилась. Это не она толкнула Фаину. Сушилина все же погибла из-за собственной неосторожности. В тот момент, когда программа зафиксировала открытие и закрытие дверцы холодильника, в кондитерской никого, кроме Сушилиной, не было. Она погибла в результате несчастного случая.

– А что ее муж? Как он отреагировал на шантаж? Остро? Перепугался?

– Не особо. Во-первых, костюм он купил давно. И часто в нем бывал в кондитерской и, разумеется, попадал в объектив. Шантажистка могла год назад сохранить себе эти записи. Так, на всякий случай. Она умело стерла дату и время на присланных Валерию Сушилину снимках. Она хотела, чтобы он понервничал. А ему что? Он знал, что либо снимкам год почти, либо там не он, а его любовница. Он же ей отдал костюм в тот вечер, когда его жена погибла, замерзнув. Во-вторых, шантажистка Катерина перемудрила. Она же не знала, кто там бродит по кондитерской в костюме Валерия. Уверена была, что он. Не знала о переодеваниях.

– Понятно. Коллеги смирились, что не парень кондитерши ее убийца?

– Будто да. А у них есть варианты?

– Надеюсь, ты не пыталась это дело в наш отдел забрать? – глянул на нее исподлобья Галкин.

– Нет, – выдержала она его суровый взгляд с замирающим сердцем.

Хотя Маша пыталась, и настойчиво. Но коллеги ее усилия высмеяли и пригрозили пожаловаться Галкину. Уж он-то точно не похвалит и не поймет такой инициативы.

– Ты нам отчетность не порть, майор, – посмеивались опера из соседнего отдела. – Нам это дело как раз для повышения процента раскрываемости нужно.

– Парня погибшей кондитерши Катерины хоть отпустили? – поинтересовалась она.

– Да отпустили, отпустили. У нас имеется явка с повинной прекрасной девушки Ирины. Зачем нам койко-место занимать в следственном изоляторе? Она призналась, что подралась с Катериной из-за флешки и забрала сумочку погибшей. Все тип-топ, майор…

Тут Галкин, перестав барабанить пальцами по столу, принялся рассуждать о высшей справедливости – божьей каре, – которую никто не отменял, и если кто-то где-то накосячил и ушел от ответственности, то судьба его все равно покарает. Он хоть и при погонах, но в бога верит. И Маше надо успокоиться и…

– Заняться личной жизнью наконец, – с легким смешком посоветовал Галкин. – Игнатова выписали?

– Вчера, – кивнула она.

– Вот! Ему забота требуется, для того чтобы полностью восстановиться и влиться в наши стройные ряды. Заботишься, а? Признавайся, заботишься?..

Его вопрос остался без ответа. Потому что Маше заботиться о Денисе не особо позволили. Ее мать вымотала всем сразу нервы, безапелляционно заявив, что забирает Дениса к себе за город.

– Там свежий воздух, мне парное молоко из соседнего фермерского хозяйства возят, и творог, и крольчатину, – принялась перечислять она преимущества содержания Игнатова за городом, а не в Москве.