Я задумался, наблюдая за тем, как она крутит в руках бокал с мескалем. В его глубине, казалось, пляшут отблески факелов, словно искорки тайны. И убедить жрицу Майяуэль в иллюзорности опьянения, это как убедить солнце перестать светить.

— Вы говорите, опьянение — это дар богов, — начал я, — способ познать истину и освободиться от оков разума. Но позвольте мне спросить, что происходит после опьянения?

Она слегка наклонила голову, ожидая.

— Возвращение, — продолжил я, — к той же реальности, но уже с головной болью и смутным воспоминанием об истине, если она вообще там была. Разве истина, полученная под покровом тумана, может быть настоящей? Разве освобождение, требующее искусственного вмешательства, может считаться истинным освобождением?

Я сделал паузу, позволив её мыслям поработать.

— Боги, как я понимаю, стремятся не к кратковременному бегству, а к постоянному просветлению, — продолжил я. — Они не ищут легких путей, они ищут путь вечный. И этот путь лежит не в опьянении, а в осознанности.

Я посмотрел на ее маску, пытаясь угадать её мысли.

— Подумайте о цветке агавы, — сказал я. — Она отдает всю свою жизнь, всю свою энергию, чтобы создать этот волшебный напиток. Это дар, безусловно. Но дар не в самом опьянении, а в процессе, в трансмутации, в превращении грубого растения в нечто утонченное и возвышенное.

Я подошел ближе, понизив голос.

— Истинное просветление, истинное освобождение, это не момент опьянения, а постоянное состояние осознанности, — сказал я. — Это как агава, которая отдает всю себя ради дара, но сама остается непоколебимой, укорененной в земле. Это процесс превращения себя в лучший вариант, это постоянная работа над собой, это путь, требующий дисциплины и самоотверженности, а не мимолетного забвения.

Я снова посмотрел ей в глаза.

— Разве боги, — спросил я, — не ценят больше всего труд и настойчивость? Разве они даруют истинную силу тем, кто ищет легких путей?

Я замолчал, позволяя моим словам проникнуть в ее разум. Женщина долго молчала, размышляя над моими словами. Мескаль в ее бокале больше не выглядел таким привлекательным. Кажется, она впервые задумалась, что путь к просветлению, возможно, лежит не в бокале, а в чем-то большем, чем она привыкла считать.

Наконец, она подняла на меня глаза.

— Знаете… а вы правы, — прошептала она. — Вы видите то, чего не видят другие.

Она вздохнула и протянула мне золотую карту.

— Вы выиграли, — сказала она. — А насчет прохода в Теночтитлан. На аукционе будет выставлен лот в виде ключа, с помощью него вы сможете попасть в Теночтитлан.

Атмосфера в зале накалилась до предела. Аукцион шел полным ходом, и ведущий, облаченный в маску демона, с циничной ухмылкой представлял все новые и новые лоты. Среди них были древние артефакты, книги с запретными знаниями, части тел мифических существ… Но все это не вызывало у меня особого интереса. Моей целью был Теночтитлан, и я ждал момента, когда появится хоть что-то, связанное с этим таинственным городом.

Большинство участников аукциона, казалось, больше интересовали артефакты силы и власти. Они готовы были платить огромные суммы за возможность обрести могущество, не понимая, что истинная сила лежит внутри них самих.

И вот, когда я уже начал терять надежду, ведущий объявил о продаже нового лота:

— Господа и дамы, леди и джентльмены, приветствую вас! Представляю вашему вниманию исключительный лот — рабыню!

В зал вывели девушку. Она была потрясающе красива, но ее красота была омрачена страданием и истощением. Пышные рыжие волосы, обычно сияющие, сейчас тускло свисали с плеч. Большая грудь и округлые бедра, безусловно, привлекательные, казались неестественными на фоне торчащих ребер и худощавого лица. Но самое главное — ее глаза. Яркие, глубокие, словно озера, отражающие в себе боль и отчаяние. В них горел слабый огонек надежды, который, казалось, вот-вот погаснет.

Я почувствовал острую жалость к этой девушке. В ней было что-то… особенное. Что-то, что заставило меня забыть о своей цели и захотеть спасти ее. Это было иррационально, импульсивно, но я не мог противиться этому чувству.

— Начальная цена — сто тысяч золотых! — провозгласил ведущий.

В зале поднялся шум. Торги начались. Цены росли с каждой секундой. Я видел, как люди, одержимые желанием обладать, повышают ставки, не задумываясь о последствиях.

Я тоже включился в торги.

— Двести тысяч! — выкрикнул я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно.

— Триста тысяч! — ответил мне кто-то из толпы.

— Четыреста тысяч! — не сдавался я.

Цены росли, и я начинал нервничать. Я боялся, что мне не хватит денег на золотой карте. Но я не мог отступить. Я должен был спасти эту девушку.

— Пятьсот тысяч!

— Шестьсот тысяч!

— Семьсот тысяч! — Мой голос дрожал. Я понимал, что рискую всем.

Вокруг меня воцарилась тишина. Все взгляды были прикованы ко мне. Они смотрели на меня с удивлением и презрением. Кто-то осмелился бросить вызов могущественным участникам аукциона ради какой-то рабыни?