— Да, я видел новости, — ответил я, — Да и на улице только об этом и шепчутся.

— Такое происходит не часто, поэтому слухи распространяются с быстротой чумы, — пояснил Эдвард. — Понимаете, наш городок мал, и штат сотрудников нашей газеты невелик. Полиция обратилась к нам с просьбой провести журналистское расследование и предоставить все данные детективу из Эдинбурга. Но наш единственный сотрудник из криминального отдела вышел на пенсию, и я прошу вас взяться за эту работу.

Увидев сомнение на моём лице, Эдвард торопливо добавил:

— Подумайте, опыт проведения журналистского расследования, да еще и публикация в иностранной прессе, — это весомая строчка в вашем резюме, не говоря о том, что за это хорошо заплатят.

Я задумался, словно стоял на краю пропасти. Жорики, как мои коллеги называли журналистские расследования, всегда доверялись самым опытным, — это работа, что выявляла профессионализм и личное мастерство репортёра. Но, взявшись за это дело, я знал, что мне придётся погрузиться в преступный мир, и это совсем не безопасно в чужом городе. Однако, доводы Эдварда, да и моё извращённое любопытство всё же склонили меня к принятию этого зловещего предложения.

— Хорошо, — ответил я, — Я займусь этим.

Эдвард просто сиял, пожимая мне руку, он воскликнул, словно освобождённый от тяжкого бремени:

— Я знал, что журналисты из России не боятся трудностей! Я также обязательно отпишу благодарственное письмо вашему руководству, — его слова звучали, как заклинание, призванное усыпить мою бдительность. — Вот номер телефона детектива, он введёт вас в курс дела.

Я принял листок с номером, и не глядя сунул его в карман, словно избавляясь от лишнего груза. Бросив взгляд на часы, директор направился к вешалке, его движения были быстрыми, словно он боялся упустить что-то важное.

— Так как дела мы обсудили, прошу прощения, но моя семья уже ждёт меня на ужин, — проговорил он, — Всего вам доброго.

Посмотрев на часы, я с удивлением обнаружил, что уже начало девятого вечера, словно время решило ускорить свой бег. И мне пора собираться в бар, если я не хочу пропустить встречу с Эриком, — мой вечер только начинался, и я совсем не знал, чего от него ждать.

Тепло попрощавшись с Эдвардом, я спустился к администратору, где меня ожидало удостоверение представителя СМИ Перта, — теперь я был, словно легальный призрак, способный проникать в любые уголки этого города. Убрав карточку во внутренний карман, я с чувством выполненного долга вышел на улицу, где меня ожидали свои тайны и тёмные переулки.

На улице я принялся искать, у кого бы спросить дорогу до бара, как вдруг меня привлёк ритмичный стук музыки, словно зов далёких барабанов. Оглядевшись, я увидел группу молодых людей, устроивших импровизированное представление прямо на улице. Один из них, словно шаман, ритмично колотил по барабанам, а остальные, в такт музыке, демонстрировали акробатические элементы, в которых я узнал капоэйру. Это бразильское боевое искусство, которое многие ошибочно считают танцем, — на самом деле, это нечто большее: танец, боевое искусство и игра в одном флаконе. Здесь действительно большое значение играют музыка, ритм, и слаженность движений игроков, но на первом месте стоят удары и уходы от них, — это был диалог между телом и душой, где каждый жест, каждый поворот, — это ответ на движение противника.

Несмотря на моросящий дождь, вокруг ребят собиралась толпа зрителей, подбадривая их выкриками, и кидая монеты в коробку для пожертвований.

Подойдя ближе, я стал наблюдать за этими завораживающими движениями, — это был диалог двух людей на языке тела, когда один из них отвечает на движение другого, и из этих реплик складывается игра, — удары здесь вовсе не обязательно должны достигать своей цели, потому что любой из них — это намёк, что игра может в любой момент перейти в настоящую схватку, где в ход пойдут броски и захваты. Парень, играющий на барабанах, неожиданно начал петь на бразильском языке, его голос звучал хрипло и надрывно, — это было похоже на завывание ветра, или вой ночного зверя. Один из парней, выполнявший акробатические элементы, крикнул:

— Ричард, нельзя петь таким дурным голосом с таким серьёзным выражением лица!

— Долго эту подколку придумывал? — моментально отозвался барабанщик, и его голос прозвучал хрипло, как будто он пытался скрыть усмешку.

— Чтобы на меня снизошла умная мысль, мне достаточно постоять на голове, — проговорил парень, и тут же, словно демон, вырвавшийся из заточения, продемонстрировал это, перейдя из арабского сальто в стойку на руках, словно бросил вызов законам гравитации.

Оглушительные аплодисменты вывели меня из состояния, близкого к трансу, — я почувствовал, как просыпаюсь от колдовства движений. После поклона, один из капоэйристов, с ослепительной улыбкой, поднял коробку и принялся обходить людей, собирая монеты. Вскоре он подошел ко мне, и я почувствовал, как в моей душе зарождается искра восхищения.

— Это было потрясающе, — сказал я, — Нужно быть просто фанатом капоэйры, чтобы так профессионально и с таким чувством исполнять роду. — И, положив в коробку пару фунтов, словно отдавая дань уважения искусству, я почувствовал, как мои деньги превращаются в часть этого волшебства.

— Видишь, Алекс, не только мы заметили, что ты помешан на капоэйре, — с улыбкой сказал один из подошедших парней, и в его голосе звучала лёгкая ирония.

— Точнее сказать, не помешан, а психически болен, — ехидно выкрикнул парень в жёлтом балахоне, и в его словах чувствовалась давняя неприязнь к своему товарищу.