В одном из купе пожилой мужчина в строгом деловом костюме, с нахмуренными бровями и барабанной дробью пальцев по столешнице, читал газету, словно пытаясь расшифровать какой-то древний свиток. Наверное, он из тех людей, кто принимает политические новости слишком близко к сердцу, словно личную трагедию. Я, хоть и журналист, давно забил на газеты и, тем более, на зомбоящик. Политика наших государств требует от СМИ продавать информацию в выгодном для нее ключе, в итоге получаются одни фейки и лицемерие. Именно поэтому я стараюсь писать о событиях в культурной сфере. Тут, как минимум, можно писать, как оно есть на самом деле, а еще посещать фестивали, концерты любимых групп, и ходить на выставки. Работа, прежде всего, должна приносить удовольствие, а не превращать тебя в зомбированного клерка.

В соседнем купе, словно невидимые нити судьбы, рядом друг с другом ехали качок лет тридцати пяти с внушительной мускулатурой, пышной бородой и зачёсанными набок волосами, и молодая мама лет двадцати с ребенком двух лет. Качок с растерянностью на лице наблюдал за тем, как эта, ещё, по сути, девчонка, пыталась успокоить орущего ребенка. Малыш визжал, словно пророк, понимающий, что этот мир — дерьмо, и, чтобы в нем выжить, ему придется с головой нырнуть в этот хаос. Вместо того чтобы приласкать или покачать малыша, она просто включила на айфоне мультики, и с тупой улыбкой тыкала гаджет перед его носом. Мы с качком переглянулись. Он сделал фейспалм, словно выражая всю безысходность ситуации, обреченно вздохнул и засунул наушники в уши, пытаясь сбежать от этой детской симфонии ужаса. Я слышал, как до меня доносились брутальные рифы финского death metal — эдакий крик протеста против унылой реальности. И вот, наконец, передо мной — двери купе номер восемь. Пора познакомиться с попутчиками, подумал я, словно предвкушая новое приключение.

Открыв дверь, я чуть не отшатнулся — в лицо мне ударил густой клуб дыма, или, скорее, пара с кислотно-тропическим запахом, от которого в носу защекотало. Выяснив, что источником этих миазмов является молодой парень, на вид мой ровесник, я усмехнулся. Худощавый блондин с небесно-голубыми глазами, обрамленными аристократично тонкими чертами лица, он выглядел так, будто сошел со страниц глянцевого журнала. Он даже был немного слащавым, эдакий принц на белом коне, от которого у школьниц срывает крышу. На нем были надеты вельветовые штаны и фиолетовая футболка с забавным принтом — Леонардо да Винчи, протыкающий себя кистью. На столике, как верный спутник, лежал исписанный скетчбук, где парень старательно что-то выводил, не забывая время от времени прикладываться к электронной сигарете, словно пополняя запасы творческого вдохновения.

— Ты бы хоть форточку открыл, — сказал я, поморщившись.

— Парю где хочу, — парировал он, ухмыльнувшись. — Законом не запрещено, да и как может не нравиться этот божественный аромат манго и маракуйи?

— У меня дома освежитель воздуха в туалете с таким же запахом, — ехидно ответил я, — так что у меня не очень приятные ассоциации.

Парень расхохотался так, что электронка, словно неуклюжий штурман, улетела куда-то под стол.

— Ладно, извини, — сказал он, протягивая руку, как будто после драки. — Меня зовут Эрик Брайс. Я художник-реалист, а ещё стрит-дизайнер по совместительству.

— А я Дима, — ответил я, пожимая его ладонь. — Журналист из России, еду на фестиваль в Абернети, статью писать.

Глаза парня расширились от удивления, и, с силой хлопнув ладонью по столу, он воскликнул:

— Да это же капец какое совпадение, чувак! Мне тоже предложили подработать художником-декоратором на Самайне! Здорово, значит, мы с тобой сможем каждый день после работы тусить в барах, ты будешь клеить тёлок своим загадочным иностранным акцентом, а я их буду очаровывать своей харизмой! Только представь, русский и шотландец, да мы уделаем их все пиво, потом какой-нибудь баклан подкатит к красотке, слово за слово, и начнется наше следующее развлечение — драка в баре! А после того, как мы покажем этим недомужикам всю мощь настоящих альфачей, спасенные нами леди сами падут к нам в объятия.

Эрик, словно улетевший в параллельную реальность, мечтательно смотрел в окно, и на его лице расцветала идиотская улыбка. Но вот он снова подскочил, и, словно заводной, замахал руками, готовясь продолжить свою зажигательную речь.

— Пиво-то мы их все уделаем, если оно дерьмом не окажется, — вставил я, слегка подумав. — Вот ты пил их пиво? — обратился я к Эрику.

— Да ты что! — возмутился он, словно оскорбленный в лучших чувствах. — В Шотландии лучшее крафтовое пиво в мире! А их вересковый эль? Да даже в самой задрипаной забегаловке тебе фигни не нальют!

— Да что я тебе рассказываю, — выпалил он и, как фокусник, сунув руку в свою сумку, достал еще запотевшую бутылку Belhaven. — Вот, попробуй сам! — он словно тыкал мне этой бутылкой в лицо, словно предлагал волшебную палочку.

— А разве в поезде вообще можно бухать? — спросил я, взяв бутылку и рассматривая замысловатую этикетку.

— Одному нет, — подмигнул он. — Но не парься, я помогу тебе в этом нелегком деле! — словно по мановению волшебной палочки, в его руке появилась вторая бутылка, и ловким движением он открыл наши крышки, используя зажигалку, как некий магический инструмент.

Звякнув бутылками, словно два рыцаря, скрестившие мечи, я произнес:

— За знакомство и за то, чтобы наше пребывание на празднике не было скучным!

— О, скучно точно не будет, — ответил Эрик, хитро прищурившись. — Это я тебе гарантирую!

Мы, как старые приятели, травили байки, шутили, делились историями из жизни. После первой бутылки, словно завороженные магическим ритуалом, в ход пошла вторая. Эрик оказался довольно классным типом, не тем слащавым мальчиком с обложки, каким я его увидел в начале. Повернув голову, я заметил сумку, бесхозно лежащую на соседнем сидении.