— Только если ты сядешь, — настаивал я, и она неуверенно опустилась на сиденье.

— Такой хороший мальчик, — сказала она, и эмоции сжали мне грудь изнутри.

— Я плохой мальчик, — сказал я ей, готовясь точно объяснить, почему. Все это, с того момента, как Роуг была вынуждена уехать из города, до той секунды, когда я втолкнул ее в сейф и украл самый горько-сладкий поцелуй в моей жизни. — Я Дьявол в этой истории. И к концу ее я тебе разонравлюсь.

Я лежала в своей постели в трейлере с широко открытым окном, и морской бриз дул в комнату, заставляя меня чувствовать себя умиротворенной. Дворняга жевал косточку Boneo (Прим.: Boneo — это бренд кормов и угощений для собак, в частности печенья в форме кости.) в изножье кровати, а я пыталась не утонуть в своем горе.

Больше всего я страдала, когда оставалась одна — если десять вооруженных людей, слоняющихся снаружи, можно считать одиночеством, — но в тишине моя боль процветала.

Дело не в том, что я не чувствовала ее все время. Более того, за последние десять лет я превратила в искусство напускать на себя бесстрастный вид, так что я знала, как притворяться, пока сама не начинала в это верить.

Но когда я сидела вот так в тишине, это ранило сильнее. Глубже, врезаясь в мое сердце еще острее и заставляло меня почувствовать все худшие виды боли.

— Беги, — поторопил Чейз, схватив меня за руку и, черт возьми, чуть не сбив с ног, когда мы помчались по коридору прочь от класса нашего учителя английского.

Я бросила взгляд через плечо как раз в тот момент, когда фитиль догорел до конца, и связка петард начала громко хлопать, взрываясь одна за другой, звуки были похожи на выстрелы в пустом зале.

Чейз дернул меня за угол как раз в тот момент, когда мистер Паркер закричал, а с моих губ сорвался смех.

Мы продолжали бежать через всю школу, пока не выбежали на асфальт перед входом и не помчались вниз по улице.

Я свернула в переулок, который проходил вдоль задней части круглосуточного магазина, и потянула Чейза за собой так сильно, что он споткнулся и врезался в меня.

Я отлетела к огромным мусорным контейнерам, выстроенным в ряд, и он врезался в меня, ругаясь и извиняясь, когда я была раздавлена его массой.

— Прости, малышка, — он наполовину рассмеялся, когда снова потянул меня вверх, и внезапно мы оказались слишком близко друг к другу, моя грудь касалась его груди, волосы падали мне на глаза, и наш смех стих.

Чейз протянул руку, чтобы убрать мои волосы в сторону, и я замерла, моргая, когда мой взгляд на мгновение упал на его рот, и безумное желание приподняться на цыпочки и сократить расстояние между нашими губами поглотило мои мысли.

— Роуг, — пробормотал он, задержав руку на моей щеке, когда все слова, которые у него были для меня, застряли у него в горле.

— Да, Эйс? — Я выдохнула, по какой-то причине отчаянно желая услышать, что он хочет мне сказать. Мое сердце бешено колотилось, а кожу покалывало от его прикосновений, но никто из нас, похоже, не знал, куда нам двигаться дальше.

— Я…

— Вот вы где, придурки! — крикнул Фокс, и Чейз отпрянул от меня, как будто обжегся. — Мы закончили забрасывать его машину яйцами, ребята, вы взорвали петарды?

— Да, чувак, — согласился Чейз, отступая назад и проводя рукой по своим темным кудрям, когда двинулся к Фоксу, избегая моего взгляда. — Ты бы слышал, как он кричал.

Я мысленно прокручивала в голове тот день, и ответ на вопрос, чего я хотела, стал для меня таким ясным сейчас, хотя тогда он казался таким туманным. Я была ребенком, превращающимся в женщину, влюбляющимся в своих лучших друзей и не знающим, как приспособиться к этому изменению в нашей динамике. Я была переполнена гормонами и все отрицала, потому что не хотела ничего менять, и все же сейчас я жалела, что не приняла тот гребаный поцелуй. Я жалела, что не видела его улыбки чаще. Я хотела бы быть той, кто спасет его из ада его домашней жизни. Я желала столько всего, что теперь уже никогда не сбудется…

— Колибри? — Голос Фокса заставил меня вздрогнуть, и я резко села, не обращая внимания на слёзы, которые покрывали мои щёки, потому что скрывать их от него было уже слишком поздно. Да и не хотелось. Моё горе было его горем, даже если он всё ещё испытывал противоречивые чувства из-за предательства Чейза на пароме. Но я не испытывала. Потому что чем больше я думала об этом, тем больше понимала. В жизни Чейза было так мало хорошего. Фокс и Джей-Джей были буквально единственными постоянными факторами, которые он мог назвать своими, и он просто боялся, что я это разрушу. А он слишком часто и слишком долго боялся в своей жизни.