Тогда же и я увидел их в первый раз. Правда, мы не разговаривали, так как молодые люди как раз отошли, и мне про них сказал Ковальчук. Я только и увидел их спины да еще личико Глафиры Алексеевны, она как раз обернулась. А после мы направились к вам, а господа Воронецкие — знакомиться со столицей.

— И как же они представились Ковальчуку? — спросил Сан Саныч, и Олег отметил, что взгляд его стал задумчив.

Это было верно, потому что история начала обрастать деталями и людьми, к тому же людьми, которых сыщик знал лично. Впрочем, Котов торжествовать не спешил. Вывернуть можно было, что угодно, и он ответил:

— Господами Светлиными.

— Но почему? — взгляд сыщика переместился на Глашу. — Зачем было лгать о себе?

— Это я просила Мишеньку, — призналась девушка. — Он был против и не понимал, к чему мне это. Говорил, если знакомые нам люди как-то прознают про это, то после не оберемся разговоров. Что это будет позор. Но я настояла в обмен на согласие посещать врача.

— Зачем же?

Глаша чуть помялась. Сейчас вновь шла полуправда-полуложь, но сказать ее должна была барышня. Так они условились с Олегом.

— Потому что мне показалось, что я видела его… убийцу Федота. Сначала у нашей усадьбы, а после по дороге в Петербург. Возможно, я ошиблась, потому что рассмотрела его плохо, но хотела скрыться, если он идет по моему следу. Я ведь единственная, кто знает, как умер Федот, и кто его убил, возможно, он хотел расправиться со мной. Мне было страшно! — Она вновь отвернулась и чуть хрипловато произнесла: — Простите.

Сыщик поднялся с кресла. Он вышел из гостиной, и Олег снова потянулся к девушке. Она вздрогнула от его прикосновения, а когда обернулась, в глазах и вправду стояли слезы. Котов улыбнулся ей и пожал руку. В это мгновение вернулся Рыкин со стаканом с водой. Он придирчиво оглядел представшую ему картину, после протянул стакан, и барышня, взяв его, кивнула:

— Благодарю.

Сан Саныч вернулся в кресло. Поерзал, устраиваясь удобней, и спросил:

— Стало быть, вы поменяли имя и место вашего жительства, чтобы скрыться от возможного преследования?

— Да, — снова кивнула Глашенька. — И когда брат повел меня к Федору Гавриловичу, я вновь настояла, чтобы мы не признавались в том, кто мы есть. Мише это опять не понравилось, мы даже немного поругались, но он был вынужден согласиться, чтобы я не отказывалась посещать господина доктора. И когда Федор Гаврилович расспрашивал меня, я продолжала изворачиваться. Мне казалось, что мое молчание спасает нам с Мишенькой жизнь.

— Что было после?

— Это расскажу я, — заговорил Олег. — Для начала поясню, как я познакомился с господами Светлиными. О том, кто они есть на самом деле, я узнал совсем недавно. — Рыкин с готовностью кивнул, ему это знать было необходимо, потому что подозрения, терзавшие его, оказались неприятными. — Я увидел Глафиру Алексеевну в Екатерининском парке. Она сидела в одиночестве на скамейке, и я решился подойти, хоть и понимал, что это может быть двусмысленным.

— Почему же подошли? — полюбопытствовал сыщик.

Котов отвел взгляд.

— Друг мой, мне неловко говорить об этом, — сказал розыскник. — Это… не совсем благородно.

Рыкин бросил взгляд на Глафиру Алексеевну, кажется, поняв, о чем пытается умолчать его приятель, однако остался непреклонным.

— И все-таки. Если уж откровенный разговор, то он должен быть откровенным полностью.

Олег, поджав губы, одарил сыщика недовольным взглядом, но тот даже не повел бровью, и Котов ответил:

— Ну хорошо. Глафира Алексеевна произвела на меня впечатление еще в тот день, когда, отходя от Ковальчука, она обернулась, и я увидел ее лицо. И в парке я попросту воспользовался случаем, чтобы поговорить с ней. — Он скосил глаза на Глашеньку, она глядела на него, кажется, не моргая. Возможно, она была возмущена и считала его признание ложью, потому что знала, почему он подошел. Впрочем, могла решить, что лжет розыскник для дела, однако этот пристальный взгляд был полон эмоций, но пока было непонятно — каких именно. — Нет, я не намеревался флиртовать или что-то в этом роде, но хотелось подойти и присесть рядом, что я и сделал. Тем более, повод у меня имелся. Глафире Алексеевне понравился мой дом, и я подсел под предлогом выразить свою благодарность. Так и разговорились.

И пока мы беседовали, пришел Михаил Алексеевич. Был он в состоянии крайнего возбуждения, потому что не нашел своей сестры у Ковальчука. Терпение, Сан Саныч, — прервал свой рассказ Олег, заметив, что Рыкин готов задать вопрос. Он был логичен: «Где находился Михаил, пока его сестра была на приеме?» — Я понимаю, о чем вы хотите спросить, и потому потерпите еще немного. Стало быть, Михаил Алексеевич был сильно взволнован, еще и меня увидел рядом со своей сестрой. Они повздорили, и я предложил в знак извинений посетить представление в театре. Мое приглашение было принято, и именно по этой причине я не явился к вам, когда вы меня ожидали.

А на следующий день брат и сестра покинули гостиницу и переехали в Лесной по приглашению человека, с которым познакомились в дороге. Они встретились с ним снова уже в Петербурге. Назвался он Мефодием Парамоновичем. Кроме того, Михаил Алексеевич отправил Ковальчуку уведомление, что они более не будут посещать его.

— Почему же? — спросил Рыкин. — Да и место это, куда они уехали, скажем честно, вовсе неподходящее для дворян. Менять гостиницу на эту, с позволения сказать, избушку… Не понимаю.