Он развернулся и ушёл, оставив меня в полнейшем смятении.

Неужели я действительно требовала к себе особого отношения и даже не замечала этого?

Адель

Как ни прискорбно было это признавать, но кое в чём командор оказался прав. Стоило мне только освоиться в медкабинете, как в него ручейком потекли крепко сбитые, бодрые и пышущие здоровьем военные. Кто с мозолькой, кто с царапинкой, кто с прыщиком.

С одной стороны, хорошо, конечно, что они себе пальцы отрезать пока не додумались, а с другой — я быстро поняла, что элементарную вежливость они принимали за индульгенцию на флирт, подмигивали, расточали улыбки и неуместные комплименты, а некоторые и за руки пытались хватать.

Пришлось принять поражение и начать оставлять открытой дверь в коридор во время приёма.

Я старалась не реагировать на знаки внимания, но недооценила настойчивость некоторых особо рьяных экземпляров. Как только командор удалялся куда-нибудь по делам, они возникали на пороге медблока, словно материализовались из воздуха. К счастью, когда он находился у себя в кабинете, поток страждущих иссякал. Вот только в последние дни Блайнер часто улетал, и поэтому покоя не стало никакого.

— Гарцель Боллар? — раздалось из-за двери. — Разрешите войти?

У двери очередной курсант переминался с ноги на ногу и сжимал в мощном кулаке лохматый, неаккуратный букетик. Этого только не хватало!

— Входите. У вас аллергия? — строго спросила я.

— Нет… — нахмурился он.

— Тогда зачем вы ко мне в кабинет притащили этот аллерген? — указала я на букетик.

Курсант стушевался, порозовел и смущённо кашлянул:

— Это я просто… чтобы вам было приятно.

— Не стоило. И мне НЕ приятно, что вы обрываете на клумбах цветы, — сурово отрезала я. — На что жалуетесь?

— А… да… палец на ноге болит… — посмотрел он на меня ясными, как безоблачное небо, голубыми глазами.

— Разувайтесь и показывайте, — вздохнула я, ожидая увидеть заусенец.

Однако ошиблась. На этот раз курсант пришёл по делу — большой палец ноги воспалился из-за вросшего ногтя, и я едва сдержала нервную улыбку. Так-так, значит, панариций. Наконец-то настоящая работа!

— Ложитесь на кушетку и согните ногу в колене, — указала я. — На спину ложитесь, а не на живот! Вот так. Да не эту ногу сгибайте, а больную!

Когда курсант устроился на кушетке и замер, глядя на меня испуганными глазами, я принялась за дело.

— А вы резать не будете? — с тревогой спросил он, когда я обезболила его палец заклинанием.

— Буду, — ответила я, доставая и обрабатывая инструменты. — Чуть-чуть. У вас нагноение, необходимо почистить. Можно вылечить магией, но поверьте, если сначала вычистить гной, исцеление потребует куда меньше времени и сил.

Курсант отчего-то побледнел и мелко затрясся. Я с удивлением на него уставилась. Здоровенный, выше меня на две головы, ярд в плечах, кулаки как молоты, а боится скальпеля?

Судя по поту, выступившему на гладком белом лбу, курсант скальпеля очень боялся.

— Закройте глаза и не смотрите, — посоветовала я. — Больно не будет.

— А что если вы мне палец отрежете? — с надрывом спросил он, чем вызвал полнейшую растерянность.

— Зачем мне вам палец отрезать? — попыталась урезонить его я, но это оказалось бессмысленно.

Парень находился в том состоянии, когда рациональные доводы уже не воспринимаются.

— При ранениях от кантрада отрезают и ноги, и руки! — выпалил он, резко сел на кушетке и подтянул колени к груди, мужественно закрывая больную ногу руками.

Я окончательно опешила, но вспомнила, чему учил Брен. Спокойным, ласковым голосом проговорила:

— Против яда кантрада не существует антидота, поэтому при ранении в руку или ногу, целители вынуждены сделать ампутацию. Иначе яд от конечностей распространится по телу, и человек умрёт. Лучше жить без руки, чем не жить вовсе, так? Тем более что в Кербенне открыли мастерскую, изготавливающую красивые магические протезы. Я однажды такой видела и очень впечатлилась. Он весь металлический, гладкий, блестящий, ещё и светится.

Пациент немного расслабился, но бледность никуда не ушла.

— У нас в части есть один капитан с протезом ноги. В секретариате, — сиплым голосом сказал он. — Но я сам протез не видел, ребята рассказывали.

— Вероятно, он раньше в пехоте служил, — предположила я, убирая скальпель за спину, чтобы не нервировать курсанта.

— Нет. У него вроде жёсткая посадка была… давно ещё…

— Ясно. Что ж, всякое бывает. Но знайте, что ампутация — это всегда крайняя мера, и любой целитель будет бороться до последнего, чтобы сохранить пациенту все его части тела.