— Да иди ты! — чётко крикнул дядя Гриша. — Заколебал-на!

Мы ехали по городу, за окном шёл снег, Устинов то и дело доставал водилу, а я напрягал память.

В первой жизни такого не было, ведь для города изменилось многое, и события теперь идут другие. Ну, допустим, понятно, почему барыги, торгующие дурью, дохнут сейчас, ведь зареченские никуда не делись, и всё это часть криминальных войн с «Универмагом» и бандой Слепого.

Но вот связан ли задушенный барыга с душителем? Ну, тут пока говорить рано, нельзя однозначно ответить «нет» или «да», надо копать. А вот Кащеев — душитель или нет? На это пока тоже отвечать рано, но если появится новый труп, пока он у нас — сразу станет понятно, что нет. Правда, откуда тогда взялись у него драгоценности — тот ещё вопрос.

Впрочем, у задержанного Кащеева и без этого хватит прегрешений, чтобы держать его за решёткой и дальше. Правда, его дядька, адвокат Домрачев, верит он в его виновность или нет, всё равно постарается отмазать племянника.

Точка, когда мы зафиксировали первое убийство маньяка в моей первой жизни — около двадцатого ноября, но теперь уже ясно, что тогда убийства происходили и раньше, просто мы этого не видели, не хватало нам тогда опыта, ведь опытных оперов у нас в отделении больше не было. Это сейчас они работают, потому что я спас Якута, а Устинов остался на работе и не ушёл на пенсию.

Но кого тогда убили ещё? Припомнить все трупы, которые мы тогда находили, невозможно. Были они, конечно, и немало — криминальные и обычные. Да, помню, как собирали неопознанный труп, пролежавший несколько дней в катке на трубах теплотрассы, но там даже сложно было навскидку сказать, какого пола этот человек, настолько быстро разлагаются тела в таких местах. Ни один эксперт не определит, было удушение или нет. Там и от шеи-то мало что осталось…

В общем, знания о грядущих событиях в городе с каждым днём помогали мне в работе всё меньше и меньше. Впрочем, воспоминания воспоминаниями, а опыт-то не пропьёшь, и опера матёрые, старой закалки, в этом помогут, и отец жив, и многие другие люди тоже…

Ржавые ворота мясокомбината открылись, мы заехали на территорию и остановились подальше, у холодильных цехов. Так уж повелось, что на мясокомбинатах часто работают бывшие зеки, и бывает, что они берут там всё в свои руки. Сразу и криминал расцветает, и воровство начинается повальное, да и крыша у конкретно этого мясокомбината — Слепой и его «синие». Так что дорогу сюда мы знали, бывали здесь, но работать тут всегда сложно, ведь с ментами говорить местному контингенту, как они выражаются, западло.

Сегодня не убийство, но наше отделение отрабатывает не только их, а ещё и тяжкий вред здоровью. Недавно здесь был избит сменщик, причём так сильно, что попал в больницу с переломом шейки бедра, и дело, что называется, возбудилось само. Правда, ведёт дело не прокуратура, а МВД, но наш милицейский следак здесь так и не появлялся, всё не мог выбраться. Придётся нам делать всё самим.

— Ну ёшки-матрёшки, — Устинов выглянул в окно на проходящих мимо работников. — Как же они задрали. Лучше бы сектанта искал, всегда хотел такого поймать. А тут, блин, надо ходить и искать, у кого Петренко денег занял.

— Из-за денег разве ему ногу сломали? — спросил я.

— А из-за чего ещё-то? Сам-то он молчит, да и никто не скажет. Здесь всегда так.

Тут да, чего-то добиться менту от бывшего зека сложно, особенно от принципиальных блатных. Своих они не выдадут, терпила тоже будет молчать, зная, что с ним за эти показания могут поступить ещё хуже, чем ему досталось уже. Но куда деваться — надо работать, прорываться.

Думаю, убьём здесь день, не меньше. Надо обойти всех (или вызывать работников в кабинет директора по одному), опросить, потом сгонять в больницу, где потерпевший Петренко никому и ничего не скажет.

Но зато скучать не придётся, это точно. Ведь со мной Устинов, а он даже в таком состоянии — враг любой скуке.

Василий Иваныч вошёл в пропахший душком цех первым, шагнул чуть дальше, явно зная куда идти, и заглянул в закуток, где собрались на перекур работники.

Вдоль небольшой комнаты стояли лавки, тут и сидели сотрудники мясокомбината, внимательно и недобро глядя на нас. За столом расположился бригадир смены, бледный тщедушный мужик, который что-то подписывал, за спиной у него висел стенд с информацией и планами выпуска продукции.

В углу стоял чайник и трёхлитровая банка, в которой заварили чай. Крепкий чифир, как и следовало ожидать, почти чёрный. Такой хлебнёшь, и сразу сердце начнёт в груди колотиться, но бывшие сидельцы его уважают. А на столе лежали нарды, точно самодельные с зоны, такие сейчас очень модные и сильно ценятся.

Курили все разом, из-за чего в помещении стоял густой вонючий туман.

— Здорово, мужики! — гаркнул Василий Иваныч.

— А ты где тут мужиков увидел? — приблатнённым тягучим голосом спросил один, сидевший у чайника. Смуглый носатый мужик медленно повернулся к оперу. — А?