Ну, вот такое-то бывало крайне редко, чтобы проститутка пришла писать заявление на изнасилование. Но судя по всему, её задержали в ходе рейда по путанам, и, чтобы не получить штрафы или административный арест, она рассказала о маньяке, надеясь, что заявление и показания помогут ей отмазаться.

— Значит, изнасилования не было? — задумчиво проговорил судмед Ванька. — А мне сказали, жертву надо будет осмотреть, вот я и сорвался сюда. Да и если бы было, через три дня-то какие следы-то останутся? Надо сразу идти в таких случаях.

— Так чё, мне раздеваться или нет? — неуверенно спросила проститутка. — Прямо здесь? Полностью? Ты, что ли, смотреть меня будешь?

Ванька смущённо закашлял, Толик рассмеялся.

— Не надо раздеваться, — прервал всех Сафин. — Раз не было, значит, не было, а вот покушение на изнасилование было. Пиши, короче, заявление в дежурке, приобщим к делу.

— Жаль, а то вон мальчик даже засмущался, — она громко заржала, показывая на Ваньку.

— Будешь мальчика и дальше смущать, — влез Устинов, — осматривать тебя будет другой судмедэксперт, а он жуткий, как два этих Кащеева, и вечно пьяный, ему уже чертики мерещатся всякие. Да и вообще, девонька, — добавил он спокойнее, — пока не поздно, занялась бы ты чем-нибудь другим. У тебя вон глазки красивые какие.

— Ага, глазки, — презрительно пропела проститутка. — Чё мне с этих глазок толку-то, папаша? На покушать глазками не заработаешь.

— Иди, пиши уже, — Устинов махнул рукой, будто за всех нас.

Она уже пошла на выход, но едва шагнула в коридор, тут же вскрикнула и заскочила назад.

— А это кто?! — она показала пальцем на вошедшего человека, который грозно и исподлобья смотрел на неё, прямо в глаза. — Как маньяк!

— А это второй судмедэксперт, — ехидно протянул Устинов. — И если будешь доставать первого, познакомишься с этим поближе.

— Кого там изнасиловали? — спросил Ручка, трезвый и злой.

Сальные седые волосы стояли дыбом, под глазами мешки, а сам он был бледный, как покойник, только что вылезший из могилы. Неудивительно, что она напугалась. Это мы уж привычные.

— Раздевайся, — грубо сказал он. — Показывай давай. А то дежурик орёт, смотреть надо кого-то, вот я и пришёл. А то этот салажонок ничего не увидит, — он показал на Ваньку.

— Иди уже, это он шутит так всегда, — Устинов вытолкнул проститутку в коридор. — Ну, Яха, выздоровел? Выпустили из психушки? Чё, чертики не мерещатся больше?

— Знаешь, это не смешно, Васька, — Ручка покосился на него. — Это не смешно и очень страшно, потому что реальность от вымысла в этом состоянии отличить невозможно. А ты больше меня пьёшь, думаешь, не вижу, что сегодня только из запоя резко вышел. Вот и жди гостей завтра-послезавтра, сразу вспомнишь, что я тебе говорил. Поехали, студент, — судмед глянул на коллегу, — нам гостей вскрывать надо! Ты же специально бомжа мне оставил?! Знаю я тебя!

Он вышел, Ванька обречённо вздохнул и пошагал следом. Василий Иваныч поёжился, закрыл за ними дверь и с видом заговорщика оглядел нас:

— Ну и чё там по сатанисту?

— Сначала урки на мясокомбинате! — рявкнул Сафин. — А потом сатанисты. У нас на мясокомбинате тяжкие телесные, шейка бедра сломана у сменщика, злодея найти надо, а ты вчера дело не закончил. И ещё несколько трупов висит на нас, Шухов поминутно спрашивает, чё делаем, и вариант «работаем» его уже не устраивает! Потому что ему главк названивает каждые пять минут и требует конкретного плана действий. Вот и занимайтесь!

— Съезжу с тобой, — сказал я Устинову, слегка поникшему, потому что его оставили без сатаниста, и он кивнул.

Заодно и обсудим с ним мои мысли по всем этим делам. Потому что чем дальше, тем сложнее становилось это всё распутывать.

— А Сан Саныч с нами не поедет? — спросил Устинов, садясь в машину.

— Сан Саныч занят, у него важное и ответственное дело, — я подал старому оперу бутылку минералки и сел впереди. — Ему пока не до работы.

Василий Иванович сначала было разлёгся сзади, держась за голову, а потом заметил, кто у нас водитель.

— Гришка, хорошо, что ты сегодня, — он потянулся к нему, будто хотел потрепать водилу за щёку, но тот умело уклонился, сочно сматерившись.— А то бы Степаныч опять анекдоты бы травил, а у меня башка болит.

— Заманал уже, бухарик, — неразборчиво замычал дядя Гриша и что-то добавил, совсем непонятное.

— Вот ни слова не разобрал, — Устинов усмехнулся. — Ни черта не понятно. Да ладно бы, умное бы что-то сказал, так нет! Ох, Гришка-Гришка, лучше бы просто молчал, тогда бы все просто думали, что ты туповастый. А ты рот открываешь, и люди это сами видят.