— Мисс Эванс! Мисс Эванс!

«Во что я теперь ввязалась?» — думала Тинка.

Мисс Эванс появилась у парадной двери, глядя на них, как кукушка, выскочившая из часов. Это была миниатюрная женщина с загорелым лицом и ярко-голубыми глазами.

— Привет, мистер Чаки. Вы звали меня?

— Это мисс Джоунс, мисс Эванс. Мы хотели узнать, собираетесь ли вы сегодня в «Пендерин».

— Ну, как всегда...

— Отлично. Тогда, возможно, вы не возражаете перевезти нас в вашей лодке?

На лице мисс Эванс отразилось сомнение.

— Ну, я, конечно, могла бы, но... — Она посмотрела на Катинку. — Предупреждаю, лодка очень старая.

— Нельзя ли добраться туда, не беспокоя мисс Эванс? — обратилась Катинка к мистеру Чаки.

Но другого способа, очевидно, не было. Обычно здесь имелось нечто вроде брода, но сейчас река вздулась из-за летних дождей. Мисс Эванс удалилась за своими бидонами.

— Она не возражает, — сказал мистер Чаки. — Просто не может не суетиться.

Комната была герметически закупорена — оконные занавески из грубого кружева закрывали красивый вид. С каминной полки свешивался медный экран, отполированный до блеска; над ним висел старомодный дагерротип{14} женщины с нотами в руках.

— Мать мисс Эванс прибыла сюда из Шропшира, — объяснил мистер Чаки, по-видимому, хорошо знакомый с деревенскими делами. — Ее девичья фамилия была Ларк — здесь ее прозвали Английским Жаворонком{15}. Говорят, она превосходно пела. — Его валлийский акцент иногда был едва различим, а иногда становился четким.

Мисс Эванс вернулась с двумя бидонами. Мистер Чаки взял один из них, и они втроем, перейдя главную улицу, зашагали по крутой дороге вниз к реке. Дей Джоунс Ач-и-фай и его компаньоны дружески помахали Тинке. «По крайней мере, — подумала она, — я обзавелась хоть какими-то друзьями в Уэльсе». Скользя и спотыкаясь на покрытой галькой дороге, Катинка шла между двумя спутниками — высоким, прямым как шомпол мистером Чаки, чьи аккуратные ботинки ловко лавировали между лужами, и мисс Эванс с бидоном, тихо позвякивающим в ее маленькой загорелой ручке. Дождь брызгал им в лицо. «Должно быть, я спятила, — думала Тинка, — если тащусь под дождем вверх и вниз по валлийским горам, рискуя свалиться в пропасть, чтобы посетить придурковатую девчонку, которую не знаю и знать не хочу!» Перед ее мысленным взором возникла Амиста, какой она и мисс Давайте-Будем-Красивыми представляли ее себе, сравнивая полученные письма... Хорошенькое, хотя и глуповатое личико с голубыми глазами и губками бантиком, обрамленное вьющимися золотистыми волосами... «Может, Амиста и глуповата, ~ продолжала размышлять Тинка, — но у нее есть кое-что, чего нет у тебя, девочка моя! У нее есть Карлайон, в любую минуту может появиться колыбель, а свекровь ей и вовсе не нужна. В то время как ты, моя бедная Катинка, должна делать карьеру и выглядеть так, будто тебе это нравится...» Если бы у нее был... хоть кто-то! Впрочем, давным-давно «кто-то» у нее был, и она годами внушала себе, что если бы не он, ее сердце уже было бы кому-то отдано. Но теперь Тинка признала тот факт, что ее сердце принадлежит только ей, потому что никому другому оно не требуется. «Я слишком независима, — думала она. — Я зарабатываю больше, чем половина парней, с которыми когда-либо встречалась, и всегда смеюсь в неподходящий момент». В те дни, когда ее шансы еще не растаяли окончательно, Катинка собиралась иметь шесть детей и читала замужним подругам лекции о том, как следует их воспитывать. Подруги с интересом слушали, но продолжали воспитывать детей традиционными методами.

Мисс Эванс явно снедало любопытство, но ей не хотелось задавать прямые вопросы. Катинка живо описала ей жизнь в Лондоне и свою работу в «А ну-ка, девушки».

— Кажется, я привозила этот журнал в «Пендерин», — сказала мисс Эванс. Тинка подметила удивленное выражение на романтических чертах мистера Чаки.

Они подошли к реке. Лодка мисс Эванс покачивалась на вздувшихся водах, дергаясь на канате, как коза на слишком короткой привязи. Мисс Эванс подтянула лодку к берегу и поставила в нее бидоны.

— Лодка старая, мисс Джоунс, — снова предупредила она, — так что следите за вашим макинтошем. Мне бы не хотелось, чтобы вы его испортили.

Мистер Чаки подал руку Тинке, помогая ей сесть в лодку, и она с опаской опустилась на гнилую деревяшку, служившую сиденьем. Мисс Эванс отказалась от помощи мистера Чаки и начала энергично грести.

— Путь неблизкий, — заметила Тинка, глядя на приближающийся противоположный берег. — Будь я проклята, если бы стала проделывать его, чтобы доставить одну или две пинты молока! Да еще тащиться вверх по тропинке к дому... Вы каждый день туда ездите?

— Не каждый — они сообщают мне, когда им нужно молоко. Не то чтобы я возражала. — Голубые глаза мисс Эванс устремились через реку на возвышающуюся над ними темную гору. — Мне нравятся прогулки. На реке так спокойно! А когда поднимаешься по тропинке и смотришь назад на долину и деревню, то понимаешь, какие они маленькие по сравнению с Богом. — Внезапно она улыбнулась.

«Будь мисс Эванс старой девой из пригорода, умеющей более связно выражать свои мысли, — думала Катинка, на мгновение превратившись в мисс Добрый-Совет, — она писала бы мне письма, полные банальностей, спрашивая, права ли она, храня верность памяти жениха, убитого пятнадцать лет назад (хотя в течение этого времени, как я знаю по горькому опыту, ей, вероятно, не представлялось случая поступить иначе), должна ли оставаться рядом с больной матерью или почему у нее растут волоски на верхней губе...» Бессмысленное возбуждение, бессильный гнев, разочарование, свойственное среднему возрасту, утраченные надежды, нереализованные таланты, ускользающая красота — все это она так хорошо знала... «Едва ли я в лучшем положении, — размышляла Тинка. — Мне уже под тридцать, а в жизни нет ничего, кроме офиса, женского пресс-клуба и пабов... Наверное, лучше родиться в деревне, радоваться реке и горам и, глядя сверху на долину, оставлять позади мелочные заботы, чем торчать в Лондоне круглый год...»

Маленький причал почти полностью затопило. Они с трудом выбрались на берег и начали подниматься к дому по узкой крутой тропинке, вытоптанной человеческими ногами, пробираясь через папоротники, огибая валуны, перешагивая стекающий в реку ручеек. Мисс Эванс шла впереди на своих коротких ногах, крепких, как у горного барана. Мистер Чаки вежливо держался позади нее, помогая Катинке, которая с пыхтением и стонами плелась следом.

— Проклятие! — воскликнула Тинка. — Посмотрите на мои туфли! Не знаю, стоит ли того Амиста.