Она сменила позу, явно почувствовав себя некомфортно. Мы оба знали, что я не имел права задавать этот вопрос, не имел права копаться в её мыслях. Но мне нужно было понять, почему она лгала самым близким людям. Почти отчаянно хотелось верить, что со мной она так не поступит.

— Это самый простой ответ, который я могу дать, — сказала она. — Я действительно не хочу, чтобы они переживали. Мама большую часть жизни провела в тревоге из-за папы — сначала он служил в армии, потом в секретной службе, а затем в Национальной гвардии. Я видела, как это грызло её изнутри. А Холден с того самого дня, когда рухнули башни-близнецы, был одержим идеей попасть в секретную службу. Тогда он увидел по телевизору, как наш отец охраняет президента Буша. Работа Холдена добавила маме беспокойства, и, наверное, я решила, что ей не нужна ещё и моя.

— А какой ответ настоящий, дорогая?

Она закатила глаза, услышав моё ласковое обращение, но затем замолчала, погружённая в себя, словно пыталась найти ответ где-то глубоко внутри. И если ничего другого, то хотя бы это дало мне уверенность, что сейчас она не лжёт.

— Правда в том, что мне нравилось, что эта часть моей жизни принадлежала только мне. Мне не приходилось чувствовать на себе взгляд моего гениального отца-стратега или идеального, вечно заботливого брата, который бы говорил, как сделать лучше. Не знаю… — Она запнулась, но через секунду снова заговорила. — Мне нравилась эта атмосфера супершпионки. Двойная жизнь. Одна — на свету, другая — во тьме. Это было похоже на фильм о Джеймсе Бонде. Это было захватывающе.

Я уловил прошедшее время, даже если она этого не заметила, и зацепился за него, не осмеливаясь надеяться, что, возможно, её время здесь, её время со мной начало что-то в ней менять.

— Было захватывающе? А сейчас уже нет?

Её взгляд на мгновение задержался на моих губах, а затем вернулся ко мне в глаза.

— Фильм всегда заканчивается, знаешь? И когда всё будет кончено, когда моя карьера действительно закончится, я боюсь, что внутри окажусь пустой. Что от всех этих лет службы у меня останется только куча воспоминаний, которыми я не смогу ни с кем поделиться, потому что они засекречены.

Мысль о том, что Джиа может чувствовать себя опустошённой — что яркая, огненная женщина, сидящая передо мной, может стать лишь пустой оболочкой — заставила меня захотеть доказать ей, насколько полной могла бы быть её жизнь.

Но каким, чёрт возьми, я видел это будущее?

Какими бы ни были её слова, проникающие мне в душу, каким бы ни было это ощущение, будто я снова способен отдать кому-то своё сердце — это не был её мир. Она здесь, как рыба, выброшенная на берег. И если останется, то очень скоро начнёт задыхаться. Когда Ловато исчезнут, для неё не останется злодея, за которым нужно охотиться.

Поэтому, как бы сильно мне ни хотелось дотронуться до неё, впустить её в себя, сделать своей, я не мог этого сделать. Она не могла остаться, а я не мог последовать за ней, как, возможно, сделал бы когда-то ради Рэйвен. Тогда я бы отказался от всего, лишь бы сохранить её и нашего ребёнка. Я даже пожертвовал бы ранчо и семьёй.

Но теперь всё было не так просто.

Смерть Фила показала, как быстро и неожиданно может измениться жизнь. И я не хотел упускать годы, что остались у моих родителей. Ещё больше я хотел, чтобы Адди росла здесь, окружённая любовью и стабильностью, а не следовала по пятам за очередной секретным агентом, как ей пришлось делать с Рэйвен. Я не хотел, чтобы она снова училась прятаться и убегать, когда могла бы расправить крылья, зная, что у неё есть безопасное место, куда можно вернуться.

Теперь моя маленькая девочка была моим главным приоритетом.

И возможность чего-то с Джиа не могла перевесить это. Даже если это означало снова погрузиться в одиночество, из которого Сэди безуспешно пыталась меня вытащить.

Поэтому каждую ночь, после наших разговоров, я оставлял её у двери спальни, не пытаясь снова её поцеловать, не позволяя себе разрядить нарастающее между нами напряжение.

А каждое утро, когда она появлялась у меня на кухне, готовая к новому дню — иногда даже раньше меня, уже начав завтрак — я напоминал себе её слова. Эти моменты были всего лишь несколькими сценами в её фильме про супершпионку. И когда он закончится, Адди и я останемся, чтобы заполнить пустоту, которую оставит её отсутствие.

? ? ?

В пятничное утро я надел единственный тёмный костюм, который у меня был, и задумался, какого чёрта я делаю это ради Фила. Он всю жизнь проходил в джинсах в своём баре. Он бы не ждал от нас костюмов. Скорее всего, он сейчас смеётся над нами с того света. Но из уважения к маме и семье я всё же его надел.

Когда я вышел на кухню и увидел там Джиа, которая уже налила мне кофе и придвинула чашку через стойку, мне пришлось сдержаться, как и каждое утро, чтобы не поцеловать её на приветствие. Мне бы куда больше хотелось провести следующие несколько часов, утопая в её запахе и ощущении её под руками, выясняя, что заставляет её задыхаться, извиваться и кричать, чем отправляться на похороны Фила.

— Спасибо, — сказал я, поднимая чашку.

Джиа окинула меня взглядом с головы до ног.

— Это Армани?

Я пожал плечами. Так и было, но признаваться в этом с утра пораньше мне не хотелось.

— Ты чертовски хорош, ковбой. — её голос стал ниже, и в этом прозвище появилось столько чувственности, что у меня перехватило дыхание.

— Просто потому, что мы живём в крошечном городке в Теннесси, не значит, что мы не разбираемся в таких вещах.

Её взгляд задержался на моих губах.