Шрифт:
Амир смотрит на меня удивленно, моргает, открывает рот, и закрывает его.
– Думаешь, самая крутая да? Перед кем ноги расставила, чтобы в эту клинику пробраться, а? Думаешь, я не выясню? Не откопаю твою подноготную? – размахивает руками у себя перед лицом.
– Копай. Только когда копать будешь, смотри себя не закопай, - пожимаю плечами.
– Все! Хватит! Поехали! – Амир берется за коляску.
– Стой! Я еще не договорила! – кричит на весь коридор.
– Ты Юрку хотела увидеть. Вот и поехали к нему! – Амир несется с ней по коридору.
Несколько секунд смотрю им в след. Мотаю головой. А потом следую за ними. Не должна, но иду. Они идут к Юре, он после операции, а видя в каком состоянии Тая, я переживаю за малыша.
Мне бы запретить ей приближаться к палате. Но вряд ли я это успею. Учитывая с какой скоростью Амир прокатил коляску к лифту и уже скрылся с ней там.
Поднимаюсь по лестнице. Подхожу к палате Юры. Они как раз входят.
– Юрик, папа тут, - говорит Амир.
– Что ж ты так меня подводишь, сын!
– восклицает Тая.
Мальчик видит мать. Ни одной эмоции на лице. Он просто натягивает одеяло себе на голову. Не шевелится.
– Юрик… - Амир вздыхает.
Поведение сына его совсем не удивляет.
– Я в домике, - доносится тоненький голос из-под одеяла.
– Дыбиленок мелкий, - злобно бурчит Тая.
– Я тебе сказал, не смей так с сыном! – Амир встряхивает коляску с женой. – Немедленно извинись! Юрик, ты поправишься, мы тебя любим, - говорит ласково, обращаясь к малышу.
– Так, выяснять отношения за пределами клиники. На выход, - вмешиваюсь.
Не позволю пугать ребенка. Пока в моих силах, я позабочусь о его душевном покое.
– Да, как… ты… что… позволяешь… - Тая аж заикаться начинает.
– Понял. Все. Мы уходим, - к счастью, хоть тут Амир соображает быстро и увозит свою женушку.
– Ты еще получишь! Не на ту напала! Я отвечу, бегемотиха! – захлебывается ядом Тая.
Глава 21
Как только закрывается дверь, из-под одеяла показывается голова Юры:
– Ушла, - выдыхает так громко, словно все это время не дышал.
Подхожу к нему, осматриваю. Ему нельзя волноваться. Совсем. А он под одеялом, после операции!
– Юрочка, сейчас я тебя посмотрю, не бойся. И не волнуйся, - говорю, скрыть в голосе дрожь не получается.
– Это вообще кто была? – медсестра стоит рядом, округлив глаза.
– Горгона, - спокойно отвечает мальчик. – И я не боюсь, - смотрит на меня доверчивым взглядом.
– Ты молодец. Храбрый какой! – подбадриваю его.
– Кто? – медсестра даже ближе подходит.
Вот реально хороший у нас коллектив. Но слишком любопытный. Дай им посплетничать, медом не корми.
– Медуза Горгона на нее нельзя смотреть без защитного щита, - мальчик говорит это таким будничным тоном, словно ничего этакого не происходит. – А у меня его не было, вот я и спрятался. Папа не принес, - морщит носик. – Надо сказать, чтобы принес.
Я стараюсь не показывать смятения, но выходит у меня плохо. Волосы на затылке шевелятся. Это малыш о родной матери говорит. Куда Амир смотрит?
Теперь во мне злость просыпается. Мало того, что ребенка до такого состояния довели, не лечили нормально, так еще и про мать подобное рассказывает.
– И помогает щит-то?! – ахает медсестра.
– Света! – шикаю на нее.
– Помогает, - серьезно кивает Юра. – У нее еще помощница есть змея София, но она не такая страшная, на нее можно без щита смотреть, даже разговаривать, - доверительно сообщает, улыбается даже.
Мой шок продолжается, для ребенка этот весь кошмар в порядке вещей. Он не знает другой жизни.
– А папаша казался нормальным, - понизив голос шепчет Света.
– Папа у меня хороший, - малыш все равно ее слышит.
– Он борется со злом, как Геракл, - трет кулачками глазки, - Только пока он все подвиги не совершит, свободы не видать. Надо подождать.
– Греческая мифология в современной жизни, - качает головой Света.
Когда мы с Амиром встречались в прошлом, он очень любил мифы древней Греции, зачитывался ими. Видимо, их он сыну и рассказывает, а чтобы реальность такой страшной не казалась, произошла такая подмена понятий.
Так пытаюсь сама себе объяснить происходящее.
Еще убеждаю себя, что не мое это дело. Но как остаться в стороне? Меня колотит от увиденного и услышанного. Сказывается и мое отношение к Юре, еще больше проникаюсь к ребенку. Желание оградить и защитить становится болезненной необходимостью.