– Добро всегда побеждает, - улыбается Юра, - Ангел пришла на помощь Гераклу.

– Побеждает, - сглатываю горький ком. – Юрочка, ты главное не волнуйся. Сейчас Света тебе укольчик сделает. Больно не будет.

Сама не смогу даже уколоть, настолько эта ситуация меня из себя вывела, руки ходуном.

– Я не боюсь. Но щит надо. Я попрошу папу, чтобы и для вас привез, - смотрит на нас со Светой. – Нужна защита.

В этот момент мне хочется забыть, что я врач, и приложить Таю несколько раз головой об стену, так со всей силы… А я таких кровожадных мыслей у себя не помню даже во времена всеобщей школьной травли.

Выхожу из палаты в жутком состоянии. Оставляю с Юрой медсестру. Направляюсь к себе в кабинет и выпиваю успокоительные капли. Стою, глядя в окно минут десять, выравниваю дыхание, упорядочиваю мысли.

У меня еще работа, пациенты. Хорошо хоть операций сегодня нет. Оперировать я бы точно не смогла.

Так хватит отсиживаться. Надо отвлечься. Иду к пациентам, зарываюсь с головой в истории болезней. Но лицо и слова мальчика упорно засели в голове, держат нервны натянутыми, не отпускают.

Часа два провожу с пациентами. А когда возвращаюсь к себе в кабинет, застаю под ним Амира.

– Можно тебя на два слова? – спрашивет затравленно.

Киваю и открываю ключом дверь.

– Что ты хотел? – интересуюсь, когда заходим и Амир закрывает дверь за собой.

– Извиниться. Тая она… в общем сложно с ней… - подбирает слова, заикается.

– Сложно? Ты это так называешь? – снова начинаю закипать. А ведь только немного отпускать начало.

– У нее всегда характер не сахар был, ты помнишь. Но после травмы, она совсем с катушек слетела, - опускает взгляд.

– Мне плевать на ее характер, Амир! Твой ребенок называет родную мать медузой Горгоной? По-твоему, это нормально? – не сдерживаюсь, выпаливаю.

Дергается, словно я его ударила. Отшатывается. Бледнеет.

– Я не хотел, чтобы ты узнала, - шепчет тихо. – Юрка рассказал, да?

– Он еще мне и Свете обещал щиты от Горгоны достать, - качаю головой.

– Б… - зарывается руками в волосы. Смотрит на стену, молчит.

– Амир, это конечно твоя семья, я права не имею лезть, - стараюсь говорить спокойно, не показывая внутреннего хаоса и ненужных эмоций, - Но я как врач могу сказать, что попал Юра в больницу из-за неправильного лечения, недосмотра. Он от матери прячется под одеялом и защищается щитом, я понимаю, что идеальных семей не бывает. Но пойми, ты его едва не потерял.

Стараюсь донести до него мысль, что надо о сыне подумать, обезопасить малыша.

Крики и обвинения не помогут. Они вызывают агрессию. А вот спокойный разговор порой очень действенное решение, чтобы достучаться.

– Пока не поздно, прими меры, если тебе сын дорог.

Амир поднимает на меня глаза, смотрит затравленно.

– Сын, все, что у меня есть, - отвечает глухо.

Проходит к креслу, садится и обхватывает голову руками.

– Не я Таю так обозвал. Я просто греческую мифологию ему читал, а он сам ее с Горгоной сопоставил. Таю когда несет, она берегов не видит, и чтобы защитить сына, я ему зеркальце в виде щита подарил, сказал если им закрыться, то никакие злые слова и беды его не коснуться. Щит от всего защитит. И психологически это сработало, Юрка бояться перестал. Да и Тая с ним очень мало пересекается, я об этом позаботился. Но полностью оградить не получается…

– Почему она так с собственным ребенком? – спрашиваю тихо, обнимаю себя за плечи. Холодно становится от подобного разговора.

– Я много об этом думал, - вздыхает. Сейчас он словно постарел на несколько лет, уже не выглядит уверенным, огромным, наоборот, уставшим, поникшим. – Ладно другие люди, но сын… У меня только один вариант, Тая не вынашивала Юру из-за травмы. Мы обратились к услугам суррогатной матери. Мне кажется, она не вынашивала, не рожала, и связи с ребенком не чувствует, - поднимает на меня затравленный взгляд, словно помощи ждет.

Но я не та, что будет помогать. Я могу вылечить ребенка, а дальше… дальше ему самому разгребать.

– Я встречала пары, прибегавшие к подобным услугам, и могу сказать, что женщины, отчаявшиеся родить, перепробовавшие все, и в конечном итоге все же пусть и таким способом, но получившие ребеночка, души в нем не чают. И свое… свое оно всегда чувствуется.

– Тая не очень-то хотела, - нехотя признается. – Она очень тяжело переносит инвалидную коляску. Врачей меняет, на чудо надеется. Но чуда не будет, - качает головой.

– Это не оправдание для такого отношения к ребенку, - веду плечом.

Нет, мне ее не жалко. Может, и должно быть… но нет… После того, что я видела и слышала от Юры, никакой жалости она не заслуживает.

– Она своим состоянием оправдывает все, - трет лицо руками. – Это никогда не закончится.

– Амир, это твой выбор жить с ней. Ваши отношения – ваше дело. Я лишь предупредила, чтобы ты подумал о сыне, - снова этот противный, горький ком в горле. – Это не шутки. Не факт, что следующий раз его удастся спасти.