— Оставишь меня одного? — попросил я.

— Конечно, если что — зови, — сказала она и удалилась в сторону капитанского мостика.

Приятная тишина перебивалась только шумом двигателя и движением извилин в моей голове. Я так давно не оставался один. Снизив яркость освещения и удобно устроившись на койке, я положил руку на лоб и начал массировать виски большим и безымянным пальцами. Я ничего не понимаю. Эдэм, Javelin, SpaceVerasity. Теодор, Аеон, Джинбей, Элис. Я. Что связывает все эти вещи? Что случилось с Теодором? Почему он вдруг перестал быть собой? Связано ли это с его поведением в баре? Что происходит в Javelin’e и почему началась война? Почему мне кажется, что я нахожусь в центре всего этого? Разве не добился ли я своей цели? Чудовище, именующее себя Мистер Х, мертво. Почему я не счастлив? Я должен сделать что-то ещё. Боль вновь накатывает на тело, старые и новые раны и ссадины начинают реветь. Голова тяжелеет. Какие бы мышцы ни отвечали за поднятие век — сейчас у них нет сил.

СОН

Я стою на небольшом постаменте. Вокруг бесконечное, занимающее весь горизонт и вертикаль цветочное поле. Надо мной небо из маленьких колокольчиков, облака из ромашек. Я поворачиваю голову направо. Там стоит маленький Теодор, он моего роста. Его детские руки показывают вперёд. Там стоят двое. Мужчина с лицом Мистера Х и девушка, но её лица я не вижу. Теодор прыгает вниз с постамента и бежит к ним. Мужчина внезапно протыкает сердце девушки ножом. Она умирает. Теодор подбирает с земли камень и бросает в мужчину, а затем бежит ко мне. Я поворачиваю голову и вижу своих родителей. Они улыбаются и смотрят на меня. Я прыгаю с постамента и бегу к ним. Отец Теодора подбирает камень и бросает его в сторону моих родителей. Камень превращается в ракету, а достигнув цель — взрывается. Цветочная поляна загорается. Я плачу и убегаю от пламени. Мы с Теодором забираемся на постамент и рыдаем. Он просит прощения. Слова и окружение смешивается… Падение.

Я вздрагиваю и просыпаюсь. Глаза широко раскрыты. Тело покрыто мурашками от холодна. В комнате с медицинскими блоками никого нет. Рядом со мной на специальном подносе стоит тарелка с кашей и кружка остывшего чая. Я подкрепился и озноб прошёл. Дверь, ведущая в кабину пилота, шумно открылась. На одном из стульев сидит Чарминг, обычный на первый взгляд андроид. Однако, рассмотрев его получше, я заметил несколько красноватых модификаций, которые сильно выделялись на фоне его серебристого тела. Должно быть, его тело — лишь физическая оболочка, а сам Чарминг — бортовой ИИ этого судна. Уставшая Элис с синяками под глазами разлеглась на другом стуле и меланхолично смотрит в иллюминатор.

— Доброе утро.

— Доброе, — томно ответила Девушка.

— Добрый день, Саймон, как ваша рука? — имитирующий интонацию озабоченности голос донёсся со стороны андроида.

Кажется, я уже совсем позабыл о своей руке, точнее, о её отсутствии. Брейсер периодически проводит какие-то манипуляции с Пумой, но вряд ли это может заменить мне поход к врачу. Каждое движение левым плечом вызывает небольшое пощипывание. Я наклонил шею и жадно вдохнул. Противный запах сукровицы и мяса ударил в нос.

— Не знаю, не болит вроде, — ответил я.

— Отлично, значит инфекцию удалось побороть.

Я поднял взгляд на космическую пустоту, находящуюся за иллюминатором. Не знаю, где конкретно мы летим, но эта область удивительно пустая и тёмная даже для космоса. Где-то в сотнях и тысячах световых годах справа светит яркая звезда. Что мне всегда казалось интересным: солнечне лучи от звёзд хоть и летят с невообразимой скоростью света, но даже эта скорость в масштабах вселенной — ничто. Когда наблюдатель видит свет звезды, находящейся от него в тысяче световых лет, это не значит, что он видит саму звезду. За время, которое понадобилось свету, чтобы добраться от звезды до наблюдателя, сама звезда могла уже погибнуть, но наблюдатель узнает об этом только через время, когда последние предсмертные лучи света достигнут его глаз. Если так подумать, то, когда мы поднимаем голову в ночное небо и смотрим туда, мы не видим ни один объект в настоящем времени. Мы видим тот свет, который был излучён в нашу стороны триллиарды и квинтиллионы секунд назад. Мывидим прошлое звёзд и космоса в настоящем времени, а осталось ли хоть что-нибудь там на самом деле? Даже если всё звёзды в галактике в одну секунду поглотит мистическое и абсолютное чудовище, питающееся ядрами солнц, то для нас ничего не изменится. Ещё какое-то время мы будем видеть то же, что видели до этого, даже не подозревая, что эта сущность летит к нам.

Я поворачиваю голову: Темнота космоса. Пролетает заледеневший метеор. Чуть левее — зеленоватая туманность, похожая на паучью сеть, которая смешалась с пчелиными сотами. Ещё левее темно, а затем — что-то странное. И так совершенно тёмная область космоса в центре имеет нечто, что поглощает любые остатки света. Бездна немного искажается.

— Чёрная дыра! — вскрикиваю я. — Разве мы не на предельном расстоянии от неё? Нам нужно разворачиваться и скорее!

Удары сердца ускорились, а дыхание стало резким и прерывистым.

— Не бойся, это не более чем фокус для отвода глаз, — даже слишком спокойно отвечает Элис.

Я смотрю на экран бортового компьютера. Данные зашкаливают, оповещая об опасности.

— Хочешь сказать, датчики нас тоже обманывают? — спросил я, тревожно указывая на экран.

— Не обманывают, но улетать нам никуда не нужно, мы летим ровно в её центр. Там и находится Кристаллиум.

— Значит, нас не сожмёт до атомов и не растянет по горизонту событий?

— Надеюсь, нет, — она улыбнулась. — Всё будет хорошо. А ещё очень красиво — смотри, — сказала Элис и подтянула меня к себе.

Когда вокруг настолько темно, трудно оценить даже очень примерное расстояние до чего-либо, но чёрная дыра определённо становится больше, а значит, мы к ней приближаемся. Горизонт событий, плавно перетекающий в фотонную сферу, а затем в аккреционный диск, манит своим величием. Горизонт событий — последнее, что существует там, а дальше лишь вечная пустота и абстрактное существование в пространстве без пространства. Становится темнее. От уголков иллюминатора с двух сторон ещё доходит тускловатый свет космоса, но передняя, почти полностью прозрачная, часть корабля укутана всепоглощающей тьмой. Прожекторы включены на полную мощность, но свет, производимый ими, не светит, а мгновенно притягивается в пустоту. Проходит несколько секунд, после которых я понимаю: ничего извне больше не существует. Есть только наш корабль и бездна.