Ту-дух… Ту-дух…

Его сердце продолжало биться, пальцы сжимались в кулак, и он чувствовал, как кровь течёт по его венам.

Подобный феномен не поддаётся объяснению современной науке, ведь никто прежде не сталкивался с ним, и его можно смело назвать «синдромом отложенной смерти».

Это напоминает Тетрадь смерти, согласно которой жертва умирает через сорок секунд после того, как её имя записывается в тетрадь. Фактически, в момент записи человек уже считается мёртвым.

Казалось бы, это можно было бы использовать, чтобы перенести сознание. Только вот у Морa не получилось: удар был поистине невероятным, поражая не только тело, но и сознание, душу, энергию.

Никогда прежде Мор не наблюдал столь совершенной атаки, и его охватили одновременно зависть и восхищение, но затем его поглотила горечь.

— Это было подло… — произнёс он в адрес мальчика, чья фигура всё ещё оставалась неподвижной.

— Что именно?

— Тебе нужно было дать мне хотя бы шанс…

Конечно, Мор хотел сказать совсем другие слова. В его голове роились сотни мыслей — от гнева и злости до смирения.

Только как подобрать слова, чтобы выразить всё, что он испытывал в этот момент? Ведь он чувствовал их все разом.

— Я пролил реки крови, моё имя боялись произносить вслух — это было прекрасно. И всё это ты перечеркнул одним взмахом?

Ноги патриарха дрогнули, и он тяжело рухнул на колени, затем сел, упираясь руками в землю, цепляясь за остатки гордыни.

Его грудь предательски вздымалась в судорожных вдохах. В конце концов, он и вовсе лёг — не для того, чтобы взглянуть на бескрайнее небо, а потому что последствия удара наконец настигли его.

Острая, беспощадная боль пронзила тело, разрывая его изнутри. Это было не просто ранение — тысячи, миллионы невидимых разрезов вспарывали кожу, мышцы, кости, превращая плоть в кровавую массу.

Кровь хлынула на землю, пропитывая её алым, а воздух наполнился тяжёлым металлическим запахом.

То, что осталось от Мора, уже не напоминало человека — лишь бесформенная лужа, в центре которой покоился одинокий Драконий Жемчуг.

Великий Патриарх Культа Падших был убит одним-единственным ударом.

Амарант стоял над кровавой лужей, совершенно равнодушный ко всему, настолько, что даже поток эмоций Мора остался незамеченным.

Вопросы о том, кто или что умер, для него не имели значения. Однако мелькнула одна мысль:

«Неужели я тоже был таким?»

От сравнения его передёрнуло, и он попытался утешить себя:

«Нет, я определённо был лучше…»

Хотя в глубине души знал, что был ещё хуже. После «очищения» ему уже не хотелось мерить себя с другими.

На самом деле, Амарант не стремился убивать Мора. Если бы тот вёл себя иначе и не пытался сбежать, возможно, ему оставили бы жизнь.

Только Мору было нельзя позволить уйти, ведь он мог унести с собой нечто крайне важное — человека, призвавшего его, чего Амарант категорически не желал допустить.

Его внимание, однако, было сосредоточено не на Море, а на мече в его руках — горячем и живом, словно кричащем: «Ну же… посмотри на меня…».

Этот зов исходил не от самого оружия, а был посланием отца, которого он ждал так долго. Если бы Амарант не изменился, он, вероятно, и не взглянул бы на меч, просто отбросив его и продолжив свои дела.

Сейчас же всё было иначе: меч и слова о смерти его отца заставляли его задуматься. Верил ли он в смерть богов? Нет, боги не умирают — они даже не знают, что значит не существовать.

«Ладно, посмотрю…»

Подумал он, закрыв глаза и вливая энергию в клинок. Воздух вокруг задрожал, и в его разум ворвался голос отца, глубокий, словно раскат грома:

— Амарант Дё Ля Люмьер, сын мой.

Уже первая формулировка этого послания заставила его напрячься.

«Что это ещё значит?»

«Не ты ли меня выгонял… Что же с тобой случилось, что ты звучишь так жалко?»

Амарант с трудом узнавал голос своего грозного отца. Впрочем, следующие слова всё расставили по местам:

— Пишу тебе перед смертью.

Сола говорил много. Говорят, перед смертью не надышаться, и он словно пытался выговорить всё, что держал внутри.

Его слова были сосредоточены вокруг событий давно минувших дней, будто он застрял в прошлом.

Отец объяснил, зачем поступил так с сыном, назвав это «испытанием». Специально созданные условия, в которых Амарант должен был пересмотреть свои взгляды на жизнь.