Шрифт:
«Нам казалось сном, что предшествующие недели мы скитались по Черному морю, постоянно сталкиваясь с русскими.
Да будет благословен “Мидилли”! В мирной гавани мы накапливали силу для новых странствий. Если война продлится несколько месяцев, экипаж постепенно наберется мощи от сказочного Стамбула, и мы выйдем в Черное море свежими, как в первый день войны».
В этой записи есть легкость и спокойная ирония. Неплохо, можно сказать, для юного офицера в разгар войны, когда многие были озабочены только тем, как бы показать себя настоящим героем — хотя и его описания героики не лишены. Тем не менее, у кого-то может создаться впечатление, что он уже попал в общество «цивилизованного» человека.
К этому времени он, должно быть, уже встретил «сестру» Ингеборг Вебер, свою будущую жену. Она была изящной, живой девушкой двадцати одного года, профессиональная медсестра, способная самостоятельно мыслить; без сомнения, «современная» молодая женщина. Можно представить себе, как они встречались урывками, в промежутках между своими службами, и как усиленное ощущение ценности человеческой жизни, которое всегда бывает на войне, да и пикантный аромат старого Стамбула придавали их роману что-то сказочное. Без сомнения, настроение Карла Дёница было кому разделить.
А вот и еще одна изящная деталь из-под его пера летом 1915 года. Возможно, «сестру Инге» тоже приглашали на «яхту» «Бреслау», которую офицеры использовали для прогулок.
«Якорь бросается перед Долма-Багче. Но как может офицер “Бреслау” наслаждаться холодным босфорским ветром в одиночестве? Он всегда найдет подходящих друзей. А движимый заботой о друзьях, он всегда пригласит дам и господ из немецкой колонии. И вот они все стоят в ожидании перед белым султанским дворцом Долма-Багче и, моргая, глядят сквозь солнце на яхту “Мидилли” с красным полумесяцем.
“Жители “Бреслау”, конечно же, сжалятся над ними и подберут на борт. Затем они поднимут якорь, и вот мы все плывем против ветра и течения Босфорского пролива.
Правда, получается не слишком хорошо. Яхту часто сносит вниз по течению...
Вечером становится спокойнее; мы бросаем якорь перед Арнаут-коидж.
Наши гости нашли прогулку чудесной и очень довольные сходят на берег, чтобы добраться до дому по электрической железной дороге. Самый старый из нас сперва немного мнется, затем откусывает от кислого яблока и звонит первому помощнику, просить паровой баркас...»
В июле 1915 года «Бреслау» напарывается на глубоководную мину, которую русские установили перед входом в Босфор; теперь оба немецких корабля вышли из строя. Пока идет ремонт крейсера, набирают морскую бригаду для помощи туркам в их жизненно важной борьбе против высадки союзников в Галлиполи. Дёниц то ли вызвался добровольцем, то ли был послан «на укрепление» воздушного флота, где получил кое-какие навыки пилота и даже служил артиллерийским наблюдателем в разведполетах над территорией противника.
Это было счастливейшее время в его жизни; он совсем недавно обручился с «сестрой Инге». Полузатопленный «Бреслау» едва дошел до Босфора после того, как подорвался на мине; к ним подошел турецкий эсминец и перевез людей к Дарданеллам. У Дёница не было времени мыться и бриться перед тем, как он пересел на эсминец, а потом он поплыл в Мраморное море, успев сделать короткий звонок в Стамбул с просьбой наполнить резервуары водой.
«Какая удача, подумал я. Я прыгнул с палубы и побежал по короткой улочке к госпиталю немецкого посольства, где спросил сестру Инге и был обручен с ней за три или четыре минуты, как был, немытый, при температуре 30 градусов, и понесся обратно к эсминцу, чтобы продолжить путь к Дарданеллам, исполнять мой воинский долг в качестве летчика».
Это было в его стиле; жена его друга фон Ламезана пишет, что всю свою жизнь он был «прыгуном».
Тем не менее, столь раннее обручение — учитывая и его возраст и ранг — вызывает некоторые вопросы. Объяснялось ли оно потребностью в женской ласке, которой он был лишен в возрасте трех с половиной лет, желанием приобрести нечто устойчивое, потерянное со смертью отца, или эмоциональной необходимостью в близких отношениях с кем-нибудь, таких, какие у него были с фон Ламезаном во время учебы, или даже в какой-то внутренней чувственности, которую он маскировал мужским кодексом братства? Именно такие предположения приходят на ум, учитывая, что молодых офицеров вовсе не поощряли к женитьбе — частично из финансовых соображений, но в основном потому, что наличие семьи явно снижало их активность в бою.
Но в одном нет никаких сомнений: своими начальниками он рассматривался как образцовый офицер. Личная характеристика того времени (датирована августом 1915 года), данная его командиром капитаном флота Леберехтом фон Клитцингом, — первая в ряду блестящих рекомендаций, которые сохранились в его досье в немецком военно-морском архиве: «Я могу подтвердить предыдущие лестные суждения. Дёниц — элегантный, энергичный и решительный офицер с первоклассными характеристиками и талантами выше среднего. В настоящее время он использует свой отпуск во время ремонта корабля в доках для получения навыков летчика в Сан-Стефано и уже в качестве офицера-наблюдателя неоднократно поставлял ценные разведданные о противнике».
Той осенью на «Бреслау» прибыл новый командир корветтен-капитан Вольфрам фон Кнорр. Дёниц вскоре невероятно зауважал его за блистательный ум, профессиональное умение и энергию. Это отношение было целиком взаимным, и, когда в феврале 1916 года крейсер покинул доки и снова вернулся в строй, фон Кнорр выбрал Дёница своим адъютантом — после чего, как он писал, у него уже не было свободного времени: когда корабль приходил в гавань, а фон Кнорр оставался на борту, Дёниц был при нем, а в море он просто не отходил от капитана.