Шрифт:
История, которую рассказал при допросе британцам штурман из унтер-офицеров U-68, звучит менее драматично; в ней вообще не упоминаются поражение брони конвойного эсминца и маневр зигзагом, равно как и попадание подлодки в кильватерную колонну даже столь трудное ускользание от кормы другого корабля. Он просто сообщил: «Мы выстрелили одной из носовых торпед и поразили пароход в корму, но его потопление не наблюдалось. Чтобы защититься от атаки эсминцев, которые конвоировали караван, был отдан приказ на погружение, с сохранением перископного наблюдения. Проведя под водой около получаса, U-68 выплыла на поверхность и пошла параллельным каравану курсом по правому борту от противника, догнала самый последний пароход и выпустила одну из носовых торпед с расстояния примерно 400 метров. Торпеда прошла мимо носа парохода, и этот промах был отнесен за счет переоценки скорости цели (она была оценена в 9 узлов, хотя на самом деле достигала только восьми). Оставаясь после этого на поверхности, подлодка заняла позицию по левому борту от каравана и поддерживала приблизительно параллельный курс на расстоянии 500 метров. Но в таком положении она оставалась на поверхности до наступления дня, и, чтобы следовать за движением каравана до тех пор, пока не представится удобная возможность для торпедной атаки, был дан приказ погружаться».
Официальный рапорт Дёница тоже придерживается этой версии о том, что касается двух неудачных торпедных атак, сделанных с поверхности между 2.30 и 3.30 после самой первой атаки, которая привела к потоплению 3883-тонного британского парохода «Упак». Этот рапорт был напечатан в официальном сборнике документов о подводной войне, который вышел за два года до того, как Дёниц написал второй том своих мемуаров — оба тома содержали слегка отличающиеся отчеты об этой атаке, — и, следовательно, можно заключить, что, как и в его рассказе о действиях перед портом Аугуста, неточности лишь усиливают впечатление от пережитой опасности и его собственной храбрости.
Как бы то ни было, на рассвете 4 октября подлодка нырнула, чтобы достичь положения, удобного для торпедной атаки из-под воды. И немедленно начались неполадки. Относительно их мы располагаем опять же несколькими версиями: одной — самого Дёница, изложенной в его мемуарах, немного другой — в его же рапорте и совсем иной, которую можно восстановить из допросов различных выживших членов экипажа его подлодки.
Существует несколько объяснений этих несоответствий; Дёниц мог чувствовать, что катастрофа была его виной, или он сознавал, что должен тренировать экипаж более тщательно перед настоящими боевыми операциями; или же он мог знать, что виноват механик, и решил защитить его; с другой стороны, он мог просто выбросить из головы страшные детали тех минут. Сначала — его собственная версия.
После приказа на погружение он внезапно заметил, что его механик в машинном отделении внизу испытывает некие трудности с движением на глубине; поэтому он приказал увеличить скорость, чтобы рули работали сильнее; но было уже поздно; подлодка потеряла продольную стабильность и стала погружаться со все возрастающим дифферентом, пока, наконец, не оказалась, практически стоящей на носу.
«Я и сейчас еще вижу, как падала стрелка манометра в рулевой рубке. Я приказал накачать сжатый воздух во все резервуары и дать полный вперед, а руль резко налево. Затем явно из-за того, что очень сильный наклон вперед заставил батареи перелиться, погас свет. Мой вахтенный офицер Мюссен, который стоял рядом со мной в рубке, осветил манометр фонарем. Конечно, мы хотели узнать, сможем ли спасти лодку до того, как нас сплющит давлением на глубине. Примерно на глубине 80 метров - а разрешенная глубина для подлодок была около 70 метров — на палубе появилась трещина (как мы увидели позже, недавно отремонтированный резервуар плавучести был вжат внутрь давлением воды). Стрелка манометра продолжала двигаться вниз. Луч фонаря Мюссена ушел в сторону. Я закричал: “Свет, Мюссен! ” Он осветил манометр снова. (Потом Мюссен объяснил мне, что не мог смотреть на быстро падающую стрелку и думал, что с нами все кончено). Затем стрелка остановилась на 92 метрах, секунду подергалась там и стремительно стала подниматься, показывая все меньшую глубину. Сквозь субмарину прошла волна дрожи, явно это было от взрыва на поверхности. (Английский командир позже мне сказал, что треть длины лодки высунулась на поверхность при выстреле.) Сжатый воздух заработал...»
Открыв люк, Дёниц обнаружил себя окруженным сопровождением, и эсминцы неслись к их подлодке, производя выстрелы. Он резко закрыл люк и приказал снова погружаться. Механик закричал ему, что у них не осталось сжатого воздуха. Сначала он не мог понять, как это могло случиться, а затем сообразил, что воздуха в баллонах хватило ровно на то, чтобы продуть резервуары на глубине 90 метров. Он снова открыл люк. Ситуация была точно такая же, как и прежде, только эсминцы подошли еще ближе. Снаряды попадали в их субмарину, и у него не оставалось другого выхода, как приказать покинуть корабль и, открыв кингстоны, затопить его...
Его официальный рапорт по поводу потери боевого судна описывал причину погружения как необъяснимый зажим руля глубины, отчего лодка нырнула сначала кормой до глубины 80 метров, а потом, наклонившись вперед на 50 градусов, дошла до 102 метров, где вода начала просачиваться через кормовую торпедную трубу, прежде чем сжатый воздух сработал и лодку вытолкнуло на поверхность посреди военного эскорта.
Подлинная история оказалась еще более запутанной. Резервуары были заполнены водой как обычно; после того, как Дёниц отдал приказ на погружение, лодка зависла на перископной глубине, а потом вдруг провалилась до 15 метров; чтобы исправить это, рули были выставлены на подъем, но она пошла вверх так резко, что рулевая рубка вырвалась на поверхность. Объяснение этому может быть в том, что были заданы слишком высокие цифры для рулей, что могло возникнуть из-за чрезмерного значения балласта, призванного скомпенсировать резервуары, или слишком большой скорости лодки. Чтобы предотвратить разлом лодки при выходе на поверхность целиком, механик заполнил резервуары водой и послал всех, кто был свободен, в передний отсек, чтобы загрузить нос; в результате лодка угрожающе наклонилась вперед и на скорости нырнула.
На 60 метрах механик попытался выпрямить ее, продув резервуар № 6 и прокачав резервуар-регулятор, но то ли помпа уже сломалась, то ли она не смогла справиться с тем количеством воды, которое вошло туда на глубине.
На глубине 80 метров все резервуары были продуты, и лодка немедленно взвилась вверх при опущенной под значительным углом кормой. Так как казалось, что она выйдет на поверхность, на глубине 30 метров, резервуары были снова заполнены водой, и субмарина стала погружаться, но на этот раз даже быстрее и с наклоном вперед в 45 градусов. Что-то в кормовом отсеке отлетело под давлением, вода начала просачиваться внутрь, и один из резервуаров на палубе треснул, когда лодка нырнула на глубину 102 метра. Во второй раз все резервуары были продуты, и ее понесло вверх по-прежнему при наклоне вперед в 45 градусов, и она поднялась из моря сперва кормой, молотя воздух винтами, а потом рухнула обратно в море.
Штурман унтер-офицер утверждал, что это он открыл люк рулевой рубки и обнаружил, что они окружены конвоем. Он спустился обратно, закрыл люк и из рулевой рубки приказал погружаться, но запас сжатого воздуха к тому времени был исчерпан, а лодка значительно накренилась на левый борт.
Между тем эскорт открыл огонь, и в них было два попадания: одно в рулевую рубку, другое в переднюю палубу.
Дёниц, видя, что бежать невозможно, приказал экипажу покинуть корабль и послал механика вниз — открывать кингстоны. Все вышли на палубу, за исключением механика, и большинство прыгнуло в море, оставив шлюпки, которые были привязаны к палубе, для тех, кто не умеет плавать. Времени не оставалось, так как лодка должна была затонуть в считание секунды при открытых кингстонах. Дёниц сам прыгнул с мостика. Механик, однако, не показывался; один из его помощников предположил, что он остался внизу специально. «В этом случае, — как заключает офицер, ведший допрос, — сложно отделаться от ощущения, что именно он считал себя виновным в потере субмарины, правильно это было или нет».