«...Пароход прошел над субмариной под острым углом, снес пушку и задел левую сторону рубки, сломав три перископа и компас. Лодка накренилась на 20 градусов. Шесть заклепок, державших пушку, начали протекать».

Поднявшись на поверхность через полтора часа, Форстман оценил ущерб и решил вернуться в базу. Но несчастья еще не закончились. Через четыре дня у южной Италии, когда экипаж спал или читал, лежа под солнцем, механик, проходя по задней палубе, внезапно повернулся и побежал к рубке, крича: «Два самолета по корме!»

«Боже правый! Вот они... всего в 2000 метрах сзади. “Воздух!” Все видели, как они быстро увеличиваются в размерах. Я уже слышал их злобный гул. Черт побери! Это значит, что смотровые на корме их проглядели».

Моряки стали запрыгивать в передний люк, как только зазвучал сигнал тревоги; с мостика вахтенные поспешили вниз буквально на плечах друг у друга. За ними последовал Форстман и закрыл люк. Немедленно была запущена вода в резервуары и рули развернуты на аварийное погружение. Когда море омыло переднюю палубу и поднялось до рубки, Форстман услышал отчаянный стук по крышке люка над своей головой. Он прокричал вниз, в машинный зал, продуть передний резервуар, и сам стал отвинчивать крышку. Как только он поднял ее, на него свалился до смерти перепуганный кочегар по фамилии Хаузольте вместе с потоком морской воды. Стащив его вниз, Форстман мельком увидел самолеты всего в 50 метрах; он скомандовал аварийное погружение одновременно с тем, как закрывал и завинчивал обратно крышку. Они погрузились на восемь метров, когда вдалеке разорвалась первая бомба, и на пятнадцать метров, когда слышали вторую, тоже далеко. Форстман записал; «...Я подозреваю, что пилоты приняли перископ, поднятый под углом 45 градусов, за противоаэростатную пушку и подумали, что тот человек наводил ее на них, что и повлияло на их решимость».

Выяснилось, что Хаузольте просто заснул и не слышал тревоги. Он проснулся только от шума самолетов и, увидев, как море смыкается на передней палубе, а вокруг никого нет, понял, что они погружаются, рванул на мостик и забарабанил ногами по крышке люка рулевой рубки: «Вода поднялась мне по пояс. Я вцепился в перископ и думал, что настал мой последний час».

Позже, в 1935 году, в новой книге он скажет: «...Мой командир по U-39 потопил кораблей на 400 000 тонн и был одним из первых, награжденных Pour le Merite, и, кроме того, он очень хорошо относился к людям. Оставить одного из нас в беде — нет, это было невозможно — невозможно даже в опасной ситуации для всей субмарины! Вот каково было быстрое, как молния, решение нашего командира: “Сжатый воздух во все резервуары! На поверхность!.. Люк открыть!” — и когда с потоком зеленой морской воды внутрь свалился наш бедный, неловкий кочегар, он прокричал на своем великолепном саксонском: “Runter! Runter! Fliecher! Fliecher!” (Вниз! Вниз! Самолет! Самолет!)».

Читая этот рассказ, создается впечатление, что Дёниц полностью одобрял это молниеносное решение спасти Хаузольте, рискуя погубить субмарину и весь экипаж. Но во время Второй мировой он уже так не сделал бы, хотя тогда самолеты стали для подводников самым ужасным противником.

Через три дня U-39 без приключений дошла до бухты Каттаро; оттуда она отправилась в Пулу для ремонта, и на это время Дёниц, возможно, отправился домой в отпуск, а Форстман тогда написал свой отчет для публики; примечательно, что хотя он пересказывает там случай с кочегаром Хаузольте и самолетами, он вовсе не упоминает о поломках и вообще — об атаке на конвой.

Следующее плавание U-39 продлилось с 18 сентября по 14 октября, и во время его Форстман потопил шесть пароходов приблизительно на 24 000 тонн. Офицер-сигнальщик отметил это как «образцовое предприятие», которое довело личный счет Форстмана до 411 000 тонн. «Он командовал, оставаясь самым успешным капитаном подводной лодки».

Форстман тоже охарактеризовал Дёница хорошо. В графе «Внешность и стать» он написал: «Очень военная внешность, в общении весьма искусен». В «Общих замечаниях»: «Плавал, и как штурман вел лодку очень спокойно и уверенно, надежен как вахтенный офицер и понимает в управлении подчиненными... Живой, энергичный офицер, который каждую порученную ему задачу выполняет с усердием и энтузиазмом. Очень хороший офицер связи. Популярен среди товарищей, тактичный сосед».

Через многие годы Дёниц отвечал на письмо Форстмана так: «U-39 была для меня первоклассной школой и прекрасным времяпрепровождением! Всегда вам благодарный Дёниц».

Отправленный в Киль на месячные курсы по артиллерийскому делу для командиров подлодок в декабре, Дёниц покинул U-39 навсегда. После курсов, на которых он зарекомендовал себя как уверенный и решительный человек, он получил лодку под свое собственное командование, UC-25, этакую помесь эсминца и торпедоносца грузоподъемностью 417 тонн.

«Я чувствовал себя могущественным, как король».

К тому времени золотая пора доверия субмаринам пошла на убыль. Еще не было признано, что «неограниченная стратегия» провалилась; на самом деле официально публикуемые цифры потопленных судов были даже более оптимистичными, чем раньше, и продолжали изо всех сил скрывать кризис. Но ничто не могло скрыть того, что Великобритания не собирается вставать на колени, и несмотря на то, что фон Хольцендорф публично хвалился, что и пяти месяцев хватит для того, чтобы сбить с нее спесь, общественное доверие было подорвано, и боевой дух в подводных войсках понемногу падал, хотя не с той скоростью, что в обычном ВМФ.

Потом уже стало очевидно, что эта кампания потерпела неудачу. Но это было не так уж ясно британскому адмиралтейству: английские суда по-прежнему шли на дно в большом количестве, новые конструкции еще не полностью вошли в производство, противолодочные корабли еще не встали на стапели в достаточном количестве, и догнать Германию по производству пока не удавалось. Потери последних трех месяцев 1917 года (немецкие официальные цифры в скобках) были следующими:

Месяц / Суда союзников, потопленные субмаринами / Все потопленные суда союзников